и хотя нам обоим было ясно, что я не принадлежу к его кругу (я заметил, каким насмешливым взглядом он меня окинул, словно удивляясь собственной готовности пасть так низко), — дело кончилось тем, что он пригласил меня к себе.
Жил он неподалеку, в современном здании на рю Буси. Я следом за ним прошел по покрытому толстым ковром коридору и молча ждал, пока он отпирал дверь квартиры, потом по блестящему паркету холла проследовал в салон. Две стены от пола до потолка были заняты книжными полками; рядом стояла складная лесенка. В углу виднелся рояль, у закрытого окна поникшими листьями ловило воздух какое-то растение в горшке, а перед бежевой софой на стеклянной крышке кофейного столика я увидел вазу с белыми тюльпанами, книгу «Преданный Ритой Хей-уорт»[40] Мануэля Пуига в мягкой обложке и две рамки с фотографиями.
На одной из них был голый по пояс красивый подросток на фоне затянутого туманом горного озера (хотя на фотографии этого не было видно, почему-то сразу становилось ясно, что обнажен он только выше талии); на другой, мрачно глядя в объектив, стоял мой спутник собственной персоной рядом с бесстрастным Энди Уорхолом.[41] Ив-Мари (он по дороге назвал мне свое имя, потому что я его спросил; однако когда через двадцать секунд молчания он поинтересовался, как зовут меня, мне стало ясно, что сделал он это только ради проформы) сразу прошел через спальню в туалет, включил свет, повернулся ко мне спиной, расстегнул брюки и, вызывающе уперев руку в бедро, помочился в унитаз. Не пошевелив ягодицами — я хочу сказать, не сделав даже попытки стряхнуть последнюю каплю, — он повернулся и вошел в спальню. Вид его наполовину эрегированного необрезанного члена, торчащего из ширинки, напомнил мне фотографию Мэпплторпа (за исключением того, что Ив-Мари не носил костюма из полиэстера). Ив-Мари навзничь упал на кровать, спустив брюки и небесно-голубые трусы на бедра, а рубашку более темного оттенка задрав до подмышек; его член упал ему на живот (как когда-то у Гэри) и словно приклеился к волосам на лобке.
Да, я забыл упомянуть, что Ив-Мари шепелявил, не делая ни малейших попыток скрыть свой недостаток; совсем напротив: он, казалось, выбирал такие слова и фразы, которые подчеркнули бы эту особенность, которую он явно рассматривал как пикантную аррютократическую черту, выделяющую его из толпы. «Je voudrais, — сказал он мне сонным голосом, — que tu me thuthe», что в переводе значило: «Хофу, фтобы ты меня оттвахал».
