Пёс Одиссея | страница 97



Я пошел посмотреть.

Публичные дома Цирты. Проститутки стоят рядами по всей улице, пузо голое. Это традиция такая — ходить трахаться после казармы. Ребята из квартала: Момо, Хдиду, Камель Зеркало, Салим Весы, Ясин Невезучий, Рашид Анестезиолог (он масон) — уже отведали борделя. Я нацелился на бойкую, как заводная кобылка, гетеру.

— Садись, мой цыпленочек, налитой миленочек.

Двести динаров. Комната воняла прокисшей спермой, блевотиной и дерьмом. За двести с лишним лет через нее прошли многие поколения сопляков. Берберский, турецкий, французский, китайский, таиландский, камбоджийский бордель. Транснациональная поебень. В сперме ведь нет ни капли расизма. На пороге мамаша-бандерша обжаривала сладкий перец. В комнате шлюха присела на корточки над биде и начала наводить глянец на свою киску, свою красотульку, свой бугорочек, свою…

— Да у тебя слюнки текут, а! Маленький извращенец!

Это правда, я еще никогда к манде не прикасался. Только мельком видел у старшей сестры. Очарование промискуитета. Она повела своей щелью у меня перед носом. Запах этой штуки, смешанный с чадом перцев.

— Нюхай, поросеночек, нюхай!

Она растянулась на железной кровати, покрытой серым одеялом. Вонища. Я так и стоял на месте, с поникшим членом.

— Вижу, вижу, — сказала профессионалка. — Ты первый раз.

— Да, мадам.

— Не называй меня «мадам», а то мне кажется, что я трахаюсь с собственным сыном.

— Да, мадам.

— Ложись.

Я подчинился. Старуха все посолила и полила оливковым маслом. Она взяла его в рот. Зубов не хватало. Она сосала меня. Она проглотила перец с нескрываемым удовольствием. Мой член встал в почетный караул. Смирно! Залп в честь народной армии. Бах! Бабах! Вот ты и мужчина, малыш. Спасибо, мадам. Улицы Цирты Ужасной пропускали меня вниз, и я беспрепятственно шел все дальше. Пока не вспомнил, что мне нужно было подняться к городским вершинам через завитки лабиринта — еще одна западня. А что делает абсолютно современный человек, когда чувствует, что заблудился или устал? Подзывает такси.

— «Шемс Эль-Хамра».

Машина тронулась.


Старый «пежо-504» карабкался по скалистому карнизу Цирты под жалобы осей, скрежет и стон задыхающегося мотора. Водитель, парень лет двадцати, старался меня разговорить. Расспросил про ночной клуб, в который я направлялся, и прокомментировал: «Шемс Эль-Хамра» — это адская бездна; помянул женщин, что там собираются, и вынес свой вердикт: шлюхи; потом опустил стекло и выплюнул жевательный табак, который мусолил во рту уже несколько часов. Коричневатая жижа свистнула на ветру и, описав в воздухе кривую, шлепнулась на асфальт. Он включил радио. Салон наполнился звуками рай.