Паренек, очнувшись, вскакивает, расталкивает друзей, кричит:
- Иван Кондратьевич! Я здесь, Иван Кондратьевич, на плоту! Меня какой-то псих утопить хотел!
- Что-о-о?! - высокий человек в лодке приподнимается, освещает фонарем оторопевших Лапина, Чижова и Нестратова. - Кто такие?
- Мы... Мы из Москвы... - путается Нестратов. - Думали, человек тонет. И мы...
- Да вы понимаете, что наделали? У нас тренировочный заплыв на побитие рекорда дальности в трудных условиях. Мы эту грозу целый месяц ждем, а вы пловца с дистанции снимаете?!
Паренек свирепо кричит:
- Он меня, леший, кулаком по башке стукнул, а то бы я ему показал!
Кто-то из людей в лодке спрашивает:
- Ты дальше-то плыть сможешь? Отдышался?
- Поплыву, - говорит паренек. - Я поплыву, Иван Кондратьевич, ладно? Будем отсюда считать дистанцию. Можно, Иван Кондратьевич?
- Ну, плыви.
Паренек, даже не поглядев на Лапина, Чижова и Нестратова, делает глубокий вздох, взмахивает руками и бросается в воду. Еще мгновение - и лодка и пловец скрываются за сплошной стеной дождя.
Лапин хохочет:
- Ай, Чижик! Не везет человеку... Совсем уже была в руках медаль за спасение утопающего, и вот - на тебе!
Сконфуженный Чижов подбирает брюки, рубашку, долго шарит руками по мокрым доскам плота, бормочет:
- А где же ботинки? Братцы, куда вы мои ботиночки задевали? Где мои ботиночки?
- Они утонули, - хмуро сообщает Нестратов.
- То есть как "утонули"?
- А вот когда мы этого "утопленника" втаскивали, ты их сам и столкнул.
- Братцы! - Чижов патетически воздевает руки к небу. - Я ж в одних ботинках поехал, у меня ж нет других... И домашние туфли я забыл. Караул, братцы!
- Ничего, Борис, - философски замечает Лапин, - ты потерял ботинки, но зато спас человека.
Снова прорезает небо от края и до края яркая вспышка молнии, гремит гром.
- Ревела буря, гром гремел, во мраке молнии блистали! - с удовольствием говорит Лапин. - Все как в песне! Все правильно!
После ненастной ночи наступает солнечный, но холодный и ветреный день.
Бегут по Каме белые барашки волн. С боку на бок качается плот. Полощутся на ветру повешенные для просушки брюки, пиджаки и рубашки.
Из шалаша доносится мирное похрапывание. Лапин стоит в позе бессменного часового, картинно опершись на весло.
Внезапно он закладывает два пальца в рот, пронзительно свистит и кричит:
- Все наверх! Город!
Из шалаша вылезает, волоча за собой географическую карту, сонный Нестратов. Он расстилает карту и наставительно говорит:
