Свет зажегся так внезапно и близко, что она вздрогнула. Горячий желтый свет пробивался сквозь шторки в цветочек и освещал некрашенные покосившиеся ставенки. «Деревня… Наконец-то! Я вышла к какому-то поселку! Какие-ни есть, а все же люди, не бросят городскую дуреху не произвол судьбы…»
Раздался скрип несмазанных дверных петель и звонкий лай — похоже, собачка была маленькая. Из открытой двери упала полоса такого же горячего желтого света, но дверь эта располагалась с другой стены дома, и этой открытой двери Маргарита не видела, а видела только крылечко в три ступеньки, и на эти ступеньки легла бесформенная тень открывшего дверь, а собачка — действительно маленькая — закрутилась возле ног хозяина, потявкивая.
— Кто-й то там? — раздался скрипучий старческий голос, непонятно — мужской или женский.
— Извините, — закричала Маргарита. — Я заблудилась! Я городская, ничего здесь не понимаю…
— Не голоси, я, поди, не глухая, — заворчал голос. — Ясно, что городская, ни один деревенский дурак в такую глухомань не забредет… Ну, заходи, городская, не через ночь же нам говорить…
— А собачка ваша?..
— Не тронет собачка, не боись…
Подойдя ближе, Маргарита разглядела жилище: это был один из тех домишек, что еще догнивают кое-где среди русских северных лесов — бревенчатый сруб, высокая крыша с поломанным резным коньком и когда-то расписные ставенки. Доживают в таких домиках древние старики, на ремонт у них нет ни денег, ни сил, да и сами они часто не понимают уже, где они и отчего так задержались на этом свете…
«Ну и избушка! Куринных ножек не хватает!» — думала Маргарита, подходя к двери, потому что домик и правда был таким, каким в детских книжках изображают избушку на курьих ножках.
На крылечке, придерживая открытую дверь, стояла невысокого роста старушка, ничуть не похожая на Бабу-Ягу: личико у нее было хоть и морщинистое, а кругленькое и даже румяненькое, носик — маленький и вздернутый, длинные зубы изо рта не торчали и костяной ноги не наблюдалось. Одета старушка была в те непонятные длиннополые одежды, в каких и ходят старушки в таких забытых Богом и людьми деревнях, а голова ее была повязана, по стародавнему русскому обычаю, двумя платками: нижним белым, закрывающим лоб и щеки, и цветным, из-под которого выглядывает контур белого. Правда, цвет в данном случае уже не просматривался и платок казался черным. У ног старушки вертелась рыжая лохматая собачка и весело таращилась на неожиданную гостью, словно говорила: «Во, как славно-то, в кои веки гости к нам…»
