[енних] дел, губернатор и, наконец, частный пристав. С другой стороны, все неуклонно шло туда, куда вел профессор, публицист, политик, просветитель народа — интеллигент. Обе стороны достигали соответственных их условиям результатов. Никакой неведомой силы. Полное торжество планомерной работы сознательной воли. Так могло казаться в мирные будни нашей жизни.
Но вот настали катастрофические дни всемирной войны и затем — нашей революции. К этим явлениям закаленные теоретики устремились каждый со своей маленькой теорией и вытекающим из нее прогнозом или практической программой. И на глазах у всех, в краткий срок эти построения одно за другим рассеивались, как дым. Оконфузились все: статистики, экономисты, государственники, социологи, социалисты, даже военные авторитеты. Все выходило и выходит не так, как ожидали по выкладкам будничной науки и сознательного практического управления событиями. /…/
И всякому воочию теперь видно, что нет на земле мудрецов: ни королей, ни полководцев, ни канцлеров, ни политиков, кто знал бы когда, как окончится эта война и какие еще самые поразительные, самые невероятные последствия она за собой повлечет. Смирись, гордый человек, ты ничего не знаешь! Стихия жизни бездонно глубока и необразимо сложна. /…/
Человечеством управляет неведомое».
После таких резких и достаточно справедливых слов остается отбросить в сторону перо (в данном случае — компьютер) и отдаться на волю стихии. Удерживает только боязнь оказаться в одночасье в крепости, а более того — опасение, что другие тоже туда могут попасть; хочется хоть чем-то им помочь.
Поэтому мы все же попытаемся кое в чем разобраться.
К тому же, вопреки мнению Карташева, многое из того, что случилось в России в 1917 году и позже, можно было предвидеть заранее. И действительно были люди, способные на такое предвидение. Справедливость требует их назвать, и мы постараемся это сделать.
Таковыми, однако, никак нельзя считать победителей октября 1917 года, хотя все тогда происшедшее казалось не только результатом их практической политической борьбы, но и торжеством единственно верного научного учения. Увы, торжество оказалось недолговечным: уже в 1921 году им самим пришлось признать, что их великолепные доктрины решительно расходятся с проклятой реальностью — и отступить. Еще через пять-шесть лет это расхождение усилилось, и пришлось изрядному числу победителей проследовать в Соловки и Нарым, а через двадцать лет после 1917 года сгинули почти все — тоже ничего не успев понять ни перед арестом, ни перед смертью. Эти
