У Агриппины Куракиной еще более властный и решительный, чем у брата, характер. Ее любовь к независимости и своенравность так велики, что она не станет связывать себя узами замужества, предпочтя жизнь с матерью, родной сестрой Никиты Панина.
Историки рокотовского творчества ошибались, называя ее княгиней. Княжна Агриппина напоминает деда своим интересом к наукам. Она такая же деятельная сторонница просвещения, как Никита Панин. По поводу одного из сыновей своего рано умершего брата Бориса, прервавшего обучение в Швеции, чтобы вступить в действующую армию, она досадливо скажет: „Я бы очень желала, чтобы по окончании кампании подумали несколько о его воспитании: кажется, героем сделаться ему время не ушло бы, а к наукам привыкать не всегда равно способно, особливо ему, который жестоко неглижирован (образование которого сильно запущено. — Н. М.)“.
И такой удивительно яркий образ княжны рисуется в ее письмах, редком образце эпистолярной литературы русского XVIII века. „Кого люблю, не могу с ним инако говорить, как прямым сердцем, — пишет она другому племяннику, Александру, прославившемуся своей безуспешной погоней за невестами и нерешительностью в деле женитьбы. — Предмета вашего нового не знаю, хотя сомневаюсь ему быть достойным вашего примечания. Но дозвольте себе сказать, не совершенная ли это ветреность — в сутки по тридцать раз свои мысли переменять: одних уверять, что о женитьбе больше не думаете, другим давать комиссии о наведывании какого отзыва, самому же от другой с ума сходить“. Появляется на горизонте племянника дочь Е. Р. Дашковой, княжна торопится с советом: „Думаю, вы приедете сюда, если не свяжетесь с Дашковой. <…> Советую сколь возможно удаляться от поспешной женитьбы“. И тут же достаточно опрометчиво добавляет: „Вы скрыть не можете, что Головкина вам голову свертела, хотя не столько она сама, как неизвестные ее доходы. <…> Оставя интерес, можете иметь в ней добрую жену и хорошую хозяйку“.
Письма очень непосредственные, интимные, раскрывающие черты необычайного душевного склада. Как помогают они ощутить человека, которого передает на холсте Ф. Рокотов. На рокотовском холсте у княжны Агриппины сухощавое вытянутое лицо, длинный нос под широким разлетом черных бровей и „калмыцкий“ разрез чуть косящих темных глаз. Губы плотно сжаты в презрительной усмешке. Голова с высокой пудреной прической под кисейным чепцом горделиво откинута. Узкие плечи, кажется, скованы привычной надменностью, которая отвергала всякие ухищрения женского кокетства. Голубовато-дымчатый бархат разукрашенного пышными бантами платья, охватившая шею длинная бархотка, блеск круглых бриллиантовых серег ни в чем не могут смягчить суровой неприступности молодой женщины. Понадобятся годы и годы, чтобы на более позднем портрете кисти того же Рокотова княжна Агриппина предстала неожиданно подобревшей, будто заинтересовавшейся окружающей жизнью и приобретшей мудрую снисходительность к окружающему.
