А. И. Куракина… В эти годы она сама уже станет живой историей. Двоюродная племянница «Алексашки» Меншикова, двоюродная тетка императора Петра II, жена двоюродного брата царевича Алексея. Среди этого близкого или дальнего — как посмотреть — родства, конечно, главное связь с такими братьями, как Никита и Петр Панины, которым Александра Ивановна могла уступать в образованности, но никак не характере. Она рано лишилась мужа, пережила его почти на сорок лет и успела за эти годы вырастить своих восьмерых дочерей и сына, поставить на ноги также рано осиротевших внуков, всюду бывать, со всеми переписываться. По красоте и непринужденности слога, ясности мысли ее письма относятся к лучшим образцам эпистолярного наследия XVIII века. «Привез мне князь (внук, С. Б. Куракин. — Н. М.) от тебя твой портрет, который гораздо тебя хуже, и мне кажется, вся мина не твоя. Однако же, хотя портрет и не походит, только я вам благодарствую, что вы меня при всяком случае стараетесь утешить», — из письма А. И. Куракиной внуку Александру Борисовичу. Кстати, писала она одинаково легко на русском и французском языках.
В куракинском доме на Мясницкой, там, где сегодня стоит здание Почтамта, на постоянных праздниках и застольях собиралась вся Москва. Александра Ивановна не любила чувствовать своего возраста и не давала его чувствовать другим. Шестидесяти шести лет, за шесть лет до написания ее портрета Ф. Рокотовым, она продолжала ездить к брату в Дугино, на Смоленщину, на охоту. Старая Куракина, как называли ее в Москве, занималась самой широкой благотворительностью, любила простой стол, но все это скрывала, чтобы не нарушать привычного для окружения светского образа жизни. Навязывать кому-либо свои вкусы никогда не было ее особенностью. Мало кто мог дождаться такой надписи на могильной плите, которая появилась над погребением А. И. Куракиной в московском Новоспасском монастыре: «И хотя и не уединилась от светской жизни, но все время содержала и отправляла со всею строгостию монашеские правила и пост, и Всевышний благословил ее видеть сыны сынов своих».
Любила ли А. И. Куракина живопись, понимала ли в ней толк, во всяком случае, портретами увлекалась, собирала их и заказывала у модных художников. Едва ли не первым ее собственным изображением было полотно Г. Гроота, представляющее великолепную красавицу в платье по моде двадцатых годов XVIII века, горностаевой мантии и россыпи фамильных бриллиантов. Скорее всего, именно А. И. Куракина настояла на том, чтобы Федором Рокотовым были написаны ее единственный сын Борис-Леонтий и любимая дочь Агриппина. Раз Рокотов удостоился писать саму княгиню, значит, в ее представлении, отвечал всем требованиям портретиста. В одном из писем все тому же любимому внуку, как его называли, «бриллиантовому» Куракину, бабка скажет: «Князь Александр Борисович, друг мой! Благодарствую за письмо и присланный мне ваш портрет, который очень сходен, а я всегда сходство предпочитаю мастерству. А старый отдала, по письму вашему, княгине Аграфене Михайловне (княгиня Барятинская, урожденная Лобанова-Ростовская. — Н. М.), она от него без ума: так рада».
