— Я рассказала то, что сама хотела бы узнать на твоем месте. — Все еще глядя на их переплетенные пальцы, Рейчел тихо добавила: — И он знал, что ты уже в дороге.
Гейбриел взглянул ей прямо в глаза.
— Кто ему сказал?
— Я.
Это было нелегким признанием, и Рейчел не знала, как он воспримет его. В конце концов, разве не на них с матерью лежала частичная вина в том, что Гейбриел в столь трагический момент оказался так далеко от дома? Не из— за них ли он не видел отца более четырех лет?
— С твоей стороны это было добрым поступком.
Искренность, с которой Гейбриел произнес эти слова, причинила ей боль, напомнив ту роковую ночь и обещания, которым она поверила — глупо, наивно, слепо.
— Я сделала это ради Грега. — Невозможно было произнести дорогое имя без дрожи в голосе. — Он так много значил для меня. Ведь своего отца я почти не знала.
По ее щекам вновь потекли слезы.
— Рейчел… — начал Гейбриел, но она не хотела, чтобы он говорил, не хотела нарушать установившегося между ними хрупкого взаимопонимания.
— Я никогда не тосковала по родному отцу.
Мне было всего три года, когда он умер, — слишком мало, чтобы как следует узнать человека. Так что, когда появился Грег, он не просто заменил мне недостающего родителя, а заполнил пустоту в моей жизни. Он был так добр ко мне…
— Отец любил тебя.
Что— то вдруг изменилось. Гейбриел вновь напрягся. Испытываемое ею чувство умиротворения куда— то исчезло, сменившись новым чувством — неясно— тревожным и пугающим.
— Гейб…
Рейчел взглянула на него и вдруг услышала какой— то странный, сдавленный звук — не то вздох, не то стон, к которому, казалось, был примешан горестный смех:
— О Боже, Рейчел… иди сюда!
Возможно, дело было в нетерпении, с которым он привлек ее к себе, а возможно, в осознании того, что нашелся кто— то, понимающий ее чувства, или во внезапно нахлынувшем ощущении правильности и нужности для нее этих объятий, но у Рейчел не возникло никакого желания сопротивляться. С того момента, как пришло известие об аварии, ей пришлось крепиться изо всех сил, хотя бы ради матери. Она поддерживала ее, вела дела с властями, выполняла необходимые формальности, и у нее не оставалось времени самой предаваться горю.
Но вот появился сильный человек, способный помочь ей, человек, на широкие плечи которого можно было переложить тяготившую ее ответственность, и Рейчел позволила себе разразиться рыданиями, обливая слезами его белоснежную рубашку.
Гейбриел просто обнимал Рейчел, не говоря ни слова и давая ей выплакаться. Она чувствовала, как исходящее от его тела тепло обволакивало ее защитной оболочкой. А он ждал, ждал до тех пор, пока рыдания не утихли.
