Каро выгнулась, шумно дыша, но все-таки ухитрилась слабо запротестовать:
— Сейчас белый день.
— Вы слишком много думаете.
Взяв за талию, он поднял ее. Прежде чем Каро успела возразить или запаниковать, он положил ногу на скамью перед туалетным столиком и усадил ее спиной к себе.
— Что вы делаете? — задыхаясь, сказала Каро его отражению в зеркале, встревоженная и возбужденная твердым давлением в особенно чувствительном месте.
Она шевельнулась, но стало только хуже.
— Отвлекаю вас, заканчивая ваше возвращение к природе. Наклонитесь вперед.
Когда она уставилась на его отражение, он оторвал ее руки от корсета и положил ладонями на столик, его тело все сильнее давило на нее снизу, не позволяя сбежать.
— Ангелы милосердные! — Задохнувшись, Каро закрыла глаза. Но стало еще хуже.
Она снова посмотрела на его отражение:
— Вы слишком умелый!
— Вы жалуетесь?
— Это грешно!
— Это язычество, и это удовольствие. — Он чуть шевельнул бедром, чтобы ее логика испарилась. — Языческие удовольствия. Зачем отказывать себе в них?
Каро не могла найти ответа.
Грандистон выпрямился. Он положил руки на ее прикрытую сорочкой грудь. Большие пальцы задели твердые соски, и Каро тряхнуло. Она и представить себе не могла, что такое возможно.
Каро застонала от сладкой муки. Как же она не знала, что такое возможно?
Он подался вперед и коснулся ее сосков. На миг Каро напряглась, но потом сладкая волна прошила ее до потаенного места, вызвав отчаянное желание.
Грандистон коснулся зубами ее плеча. Это прикосновение окончательно довершило ее капитуляцию.
Не успела она прийти в себя, как он поднял ее и положил на кровать. С жаркими, все еще улыбающимися глазами он снова взял в плен ее губы, проникая вглубь, приказывая сдаться.
Ненужная команда. Она хотела целовать его. Ей это необходимо. Открыть рот и исследовать его, как он исследовал ее. Они почти пытались съесть друг друга.
Людоеды.
Грандистон медленно отстранился. Задыхавшаяся, покрытая испариной Каро смотрела, как он выпрямился, как взгляд этих грешных языческих глаз прошелся по ней, словно она роскошное блюдо, которое он собирался съесть.
Он начал раздеваться.
— Моя прекрасная Кэт. Юбки смяты, корсет распущен, восхитительная кожа пылает. — Сюртук и жилет сняты. Он высвободил рубашку и расстегнул отделанные кружевом манжеты. — Губы красные, как спелые вишни… облизните их снова. Вот так. И ваши соски все сильнее напрягаются от желания.
Каро инстинктивно прикрыла их, чувствуя правоту его слов. Он засмеялся, но не над ней. Казалось, его переполняло восхищение.
