— Прекрасная идея, — сказал он, занявшись застежкой ее жакета.
Она сжала его руку.
— Доверьтесь мне, милая, вам понравится то, что я могу сделать с вашей грудью.
— С грудью? — Каро, как никогда прежде, вдруг ощутила свою грудь, ее полноту, жар, покалывающие соски. От желания испытать, что он может сделать?
— Ваш муж хороший любовник? — Грандистон расстегнул на ее жакете первый крючок снизу. — Позвольте мне показать вам блеск и восхищение.
Второй крючок расстегнут.
— Я по крайней мере должна знать ваше имя, — без задних мыслей выговорила она.
— Грандистон.
Еще крючок.
— Имя. — Она сжала его руку.
— Не понимаю, зачем это вам, но меня зовут Кристиан. — Он высвободил руку.
— Правда?
— Если оно слишком святое для этого момента, зовите меня Язычником.
Каро толкнула его.
— Я требую правду.
Он рассмеялся, великолепный, расхристанный, с голой шеей. Когда она успела распустить его галстук?
— Зачем? — спросил он.
— Что зачем? — сказала она в ответ, не представляя, о чем они говорят.
— К чему эта одержимость правдой? Но если вы так ее хотите, вы ее получите. Меня крестили именем Кристиан, но иногда я называюсь Язычником. А ваше имя действительно Кэтрин?
Каро была столь одурманена, что едва не проговорилась, но вовремя спохватилась.
— Да.
— Кто-нибудь зовет вас Кэт?
Она хотела быть Кэт.
— Да.
Его улыбка стала лукавой.
— Вы царапаетесь? Мне бы это понравилось. — Он сдвинул с ее плеч жакет. Когда он его расстегнул?
— Вы бессовестный! — запротестовала она, но позволила ему спустить жакет с безвольных рук, хотя это открывало ее корсет и сорочку.
Одну из ее самых простых сорочек.
Почему она не надела отделанную кружевом?
— У язычников нет совести. Во всяком случае, так нам говорят священники. — Он бросил жакет на пол. — Все они блудники. Даже людоеды. — Его взгляд опустился ниже. — Вы действительно выглядите очень аппетитной, Кэт.
Глянув вниз, Каро увидела, что ее полная грудь поднимается над корсетом. Повернув ее лицом к стене, Грандистон занялся шнуровкой.
— Ваши формы восхитительны. — Он стремительно провел рукой вниз по ее боку, бедру, сжал ягодицу.
— Сэр! — задохнулась она.
— Если вы чувствуете необходимость протестовать, — со смехом сказал он, — не лучше ли использовать имя?
— Кристиан? Более нехристианскую вещь трудно вообразить!
— Не глупите.
Он снова поднял глаза, улыбнулся ей, потом наклонился и проложил дорожку легких поцелуев по ее шее и спине. Как она могла не знать, что ее спина так удивительно чувствительна?
