Прожурчала, прошипела едва слышно вода из колонки. Девочка прошла обратно, задевая бидончиком голую ногу и оглядываясь на них. Тетя в машине красивая, и машина красивая, новая, сверкает на солнышке. Девочка поправила волосы ладошкой и высокомерно отвернулась.
— Я вас тоже узнала, — услышал Демин. — Вы из тех блюстителей, что Лапина брали. И расстреляли.
— Брал его уголовный розыск. А приговор привели в исполнение те, кому это поручено. Мы же вели следствие. Это было мое первое дело. Оно стало последним.
— Пой, ласточка, пой, — с издевкой прервала она.
— Я все-таки надеюсь своего добиться.
Он ждал ее вопроса, чего именно «своего», но она отозвалась с усмешкой:
— Я тоже надеюсь. — И уточнила, чтобы он не строил иллюзий: — Своего добиться.
— Пуля — дура, — заключил Демин.
— Умных слов я пока тоже не слышу.
«Препираемся, как на общей кухне. Ладно, женщина, за тобой последнее слово, пусть...»
Жареный не появлялся.
Как она поведет себя дальше, если он совсем не появится, если дело у него не выгорело? Не лучше ли ей было сказать «пойду, позову его» и уйти с концом. Не хвататься за оружие.
Не лучше, конечно, ей нельзя теперь выпускать Демина. Он может позвонить куда надо, ее имя назвать, указать след.
И все-таки — что дальше? Придет, допустим, Жареный, уяснит обстановочку, а потом? Когда-то же они должны его отпустить. Или он теперь с ними до конца дней? Чьих дней?
Демин представил дорогу. После. Спутника почти двадцать километров без жилья, пустота, колхозное поле, на семнадцатом километре роща справа, еще через три километра бензозаправка и пост ГАИ. Там дежурные днем и ночью, ребятки расторопные, есть телефон, рация.
Однако не хотелось Демину рассчитывать на чью-то выручку. Он сам должен выйти из положения. Поскольку сам же его и создал. Мог бы ведь промолчать, не испытывать судьбу.
Другой бы мог, но не Демин. Рискованное это положение создалось не десять минут назад. Два года уже ему, этому положению.
— Первое дело стало последним, — заговорил Демин. — Из-за вас, Таня Бойко. Я не поверил, что такая, как вы, — преступница.
— Откуда вам знать, какая!
— Я увидел вас — и не поверил. Ходил в школу, беседовал с вашей классной, Валентиной Лавровной, дома у вас бывал, познакомился с матерью, актрисой Пригорской...
— Велика радость! — перебила она.
— Собирал характеристики, хлопотал...
— И мне влепили два года!
— Вам могли дать больше. Факты были против вас. И я бы не имел сегодня счастья сидеть с вами вот так близко. — Демин пошевелил лопатками.
