— И не забудь, что я говорила про Индию! Обязательно туда съезди! Такого вы еще не видели!
— Наверняка не видели! — крикнул я в ответ.
Сев в машину, Уэйд вперил взгляд в руль и, вздохнув, сказал:
— И на старуху бывает проруха.
Вернувшись в гостиницу «Николай», мы решили заглянуть к Вере Петровне. В ответ на наш стук она крикнула по-русски: "Кто это?" Мы назвались, открыли дверь и остановились на пороге. Вера Петровна была одна.
— А почему так рано? — спросила она. Мы объяснили.
— Ах, бедные господа! Вам, наверно, грустно, да? Да, настроение было так себе.
— Ну, проходите! Или вы собираетесь куда-нибудь? Мы ответили, что нет — слишком устали, но не хотели бы, чтобы из-за нас она не ложилась спать.
— Ну, чепуха! Еще рано. Проходите! Садитесь!
Мы вошли и сели.
— Что вы будете пить?
Не успели мы ответить, как она громко позвала:
— Эй, Миша, что ты делаешь?
— Мою посуду, — донесся Мишин голос, должно быть, из кухни.
— Водка у нас есть? — спросила Вера Петровна.
— Есть, — ответил Миша.
"Выпить водки сейчас было бы в самый раз", — подумал я.
— Принеси!
Миша выглянул из-за двери, чтобы посмотреть, кто пришел, и через минуту принес бутылку водки и четыре рюмки. До этого мы с ними и с их друзьями пили только чай. Вере Петровне и Михаилу Владимировичу было за шестьдесят; они были знакомы чуть ли не со всеми русскими, жившими в Сан-Франциско, и часто приглашали в гости. Квартира их занимала почти весь первый этаж, но в других комнатах мы с Уэйдом не бывали, только в гостиной. Наш рассказ об испорченном вечере вызвал у них живейшее сочувствие. "Так бывает", — говорили они и пытались утешить нас, как могли. Хотя мы и раньше часто беседовали с ними, но даже не знали, откуда они родом, — эмигранты иногда болезненно относились к таким разговорам. На этот раз я все же решил спросить.
— Мы из Тулы, — ответила Вера Петровна без тени смущения. — То есть, это я жила в Туле, там мы с Мишей и познакомились. А Миша вырос в Ясной Поляне.
Ясная Поляна! Просто невероятно! В школе переводчиков мы уже успели узнать, что это было имение Толстого. Неужели этот человек, Михаил Владимирович, который просил называть его Мишей, жил рядом с Толстым?
— Как вам это удалось? — спросил я.
— Мой отец работал там управляющим.
— А Толстого вы знали? — спросил Уэйд.
— Я видел его почти каждый день.
— Ну, и какой он был?
— Как когда — то веселым, то грустным, но настроения эти проявлялись у него ярче, чем у других людей.
Стены гостиной были увешаны иконами и фотографиями; на одном из снимков был изображен Толстой.
