Я, конечно, возражаю: не о свинье речь – то было порося молочное, недоразвитое.
– Сам ты недоразвитый… Артист! Только и развился, что женилку отрастил. Предупреждал ведь: брось эти фокусы, не играй с огнем! Где ж твое слово, вахлак? С тобой нянчились, семью жалели, а сейчас – всё, баста, пиши заявление, с глаз долой!
Слушаю его, а сам насчет очереди гадаю. У кассирши время выйдет – и я в пиковом положении. Все воскресенье пойдет насмарку. Стефка без отбоя тыркать будет, на поворотах не тормозит. Игнат, смотрю, не думает закругляться, кипяток в нем булькает, аж пар идет.
Пора, думаю, слинять. Как говорит Долинский: лучше маленькая рыбка, чем большой таракан.
Скривил я рожу, в кресле корчусь.
– Извини, – говорю, – Игнатьич, у меня от этих расстройств живот ослаб. Не выдержу, сейчас обделаюсь. Как бы кабинет тебе не загадить…
И – бегом к двери, на полусогнутых, за ремень держусь. У Игната, должно быть, слова к языку примерзли.
Только зря торопился. На кассе пломба.
Добро еще, хлопцы во дворе задержались, Федя и Сашко. Занял у каждого по пятерке, и подались к Фиме в подвал.
А там толкотня, без мыла не пролезть. Хорошо, народ гаражный – сдвинулись, потеснились, и мы уже при деле, и всякие турботы за бортом.
Я про Чапая начал – как Васыльваныча в Генштаб принимали за трояк. Потом на Сталина перекинулись. Сашко лагерные байки травил. А когда о работе завели, каждый свои обиды вспомнил. Но не бузили, тихо-мирно посидели, пока Фима не стал стаканы со стола собирать.
Я лично не набрался. Слегка был подшофе, не больше.
Небо уже в темень ушло, когда с хлопцами распрощались. Нам с Федей по пути. Возле дома говорю ему:
– Покури здесь. Если шуметь будет, к тебе ночевать пойду.
Так лучше, думал.
Придержал дверь на весу, – когда дом спит, от нее скрип на три этажа, – тихонько бочком прошел. Не успел ботинки снять, свет зажигается, выходит Стефка, ночной горшок от Андрюшки несет. Уставилась на меня как пугало, молчит. Я к ней по-человечески, без скандала, мол, в гараже запаску монтировал, задержался, а зарплату в понедельник обещали…
Она ни слова в ответ, подошла и горшок на голову мне надела. Как шляпу.
Я, конечно, расстроился. Хоть от родного дитя, и сикает он, что воробей, но все равно обидно. Не ожидал такого отношения.
– Чего хулиганишь? – спрашиваю.
А в ней нечистая сила бушует. Схватила в углу какой-то дрын, как двинет меня по кумполу! Счастье, что горшок железный, иначе был бы в доме свежий покойник.
