Неразличны эпохи и лица,
Одинаковы суть времена.
Вдоль империи – гул и разлука,
В середине – пальба и гульба.
Как обрыдла мне эта наука
Превращения рыбы в раба.
И с какой это розничной стати
Я застрял в разночинной глуши
На летающей низко кровати
В незатейливом ритме души.
А вокруг – безнадежные крыши
В рыжей ржавчине каменных рос…
Но гулит этой мерзости выше
Вроде голубь, а может – Христос.
25 сентября 2008
* * *
В моей пустыне – желтая зима.
В твоей пустыне – мертвый кенгуру.
Как весело с утра сходить с ума
И знать, что поумнеешь ввечеру.
Глотнешь глоток казенного вина.
Помедлив, запрокинешь медный лик.
И, осушив посудину до дна,
Развяжешь свой завязанный язык.
И скажешь вслух кому-то никому:
– Вон там, в окне, меж солнцем и свечой,
Приспело время занавесить тьму
Прошедшим веком вытканной парчой.
И, сей железный занавес узрев,
Под пальцами неторопливых прях,
Проступит наконец двуглавый лев
С орлом двуглавым в стиснутых когтях.
28 сентября 2008
* * *
Там, на воле, только тени,
Только шорохи и тьма.
Встану молча на колени
И опять сойду с ума.
Тьма во тьме, жива и рьяна,
Плачет, булькает, зовет.
Может, Боже, это рано.
Может, все наоборот.
Морда Бреста, хвост Камчатки,
Между ними – пустота.
Как размеры жизни кратки
Мерой Божьего перста.
Валок век, и не растрачен
Веры спутанный клубок.
Бог опять суров и мрачен
И пронзительно далек.
В двух руках – обломок света.
В двух глазах – зима и снег.
А вокруг – пространство лета
И замерзший человек.
2 октября 2008
