Современников бедную тьму,
И рискую сказать, что движенье
Моему не доступно уму.
Мне не ближе вчерашняя драка,
Что украсила нынешний век,
Чем созвездие Девы и Рака,
Чем песком занесенный ковчег.
Одинаково чужды и близки
Свинство Брута и Цезаря спесь,
И железные вдаль обелиски
От шумеров и галлов до днесь.
Что мне это протухшее чудо,
Что дырявило деда свинцом,
Этот бурый заштатный иуда
С незастегнутым глупым лицом?
Это время во всем виновато
И эпоха, туды ее в глаз,
Не душа, а стеклянная вата
Чуть звенит и колеблется в нас.
И живу я в просторном загоне,
Не чужой и не свой никому,
Еле кланяясь Ване и Моне,
Что хозяева в этом дому.
И мечтаю грядущего ради,
Что загоны отправят на слом,
И поселят меня в зоосаде
С обезьяной в затейливый дом.
Буду прыгать я с ветки на ветку
С Цицероном и флейтой в ноге,
Да еще бы потолще соседку
В красно-белом одном сапоге.
Может все это, в общем, неплохо,
В чем-то даже, возможно, на ять…
Все же люди, и все же эпоха,
Что с них спрашивать, что им пенять…
8 апреля 1988
* * *
Такая жажда весом в полглотка,
А сердце гулко падает с откоса.
Дорога над мостами коротка,
От крымских плит до паводка и плеса.
Вот здесь, где от реки через дома,
Меж гаражом и Млечною дорогой,
Мы целый раз совсем сошли с ума
В зеленой осени, холодной и убогой.
И где-то плыли юг или восток,
И где-то плакал брошенный ребенок,
Ты на коленях у небесных ног,
Родная от запястий до гребенок.
Ломался лед, шумели поезда,
И музыка замерзшая дрожала,
И та, внутри текущая звезда,
Свои круги до выдоха снижала.
А мир спешил, заботы торопя,
Но сквозь огни, и очередь, и руки
Вознесся луч, на вылете слепя,
И рос и гас в полуживые звуки.
И клокотали, булькали во рту,
Они перемещались и кипели,
И медленно взрывались на свету
Под кап ноябрьской бешеной капели.
29 ноября 1988
* * *
Как бешено люблю я эту воду,
Что хлещет сверху, золотом дымясь,
Лицо и грудь подставив небосводу,
Я с ней вступаю в медленную связь.
Деревьев ветви жёлты и прозрачны,
И алых маков головы влажны,
И облака – и дымчаты, и мрачны —
Из края в край плывут, обнажены.
И я молюсь и плачу не напрасно,
И вот вверху, пронзив земной зенит,
Кривой зигзаг колеблется прекрасно
И колет вдрызг гранитный монолит.
Гроза моя, сестра моя по страху,
По ужасу, по свету и огню,
Залей дождем казенную рубаху,
Дымящеюся влагой парвеню.
И задыхаясь, чудом пораженный,
Я в травы на колени упаду,
Полуживой, уже полусожженный
В твоем, гроза, божественном аду.
30 ноября 1988
