Узнают… схватят… и страшный самосуд толпы дун-ган и киргизов прикончит с ним, и с Фанни, и со всеми… Что толку, что потом, по требованию консула, совершит-ся китайское правосудие и несколько обезглавленных тел будет выброшено на поле собакам! Их смертью не вер-нешь к жизни тех, кому так хочется жить…
Ивану Павловичу именно теперь хочется жить. Именно теперь… Когда приехала к нему эта фантасти-ческая девушка, этот озорник-мальчишка с трехлиней-ной винтовкой за плечами и в кабардинской шапке на-бекрень.
Может быть, она его и полюбит. Потому что он-то ее уже полюбил. Полюбил за время этого путешествия, за время этих вечерних и утренних зорь в необъятном про-сторе степи. Полюбил, и надеется, и мечтает, что будет когда-либо день, когда на его предложение она не скажет, что это смешно и ужасно.
Впереди шли, покряхтывая, Порох и Идрис. Они ус-тали. Иван Павлович предложил подменить кого-либо из них.
— Не стоит, ваше благородие. Уже дошли. Чофан ви-дать.
В темноте подземного города показался круглый фо-нарь харчевни.
— Ты, барышня? — осторожно окликнул кто-то Фанни из глубокого мрака.
— Царанка!
— Я, барышня. Лошадь привел, командир привел, всем привел. Поедем. Надо ехать. Светать скоро. Луна светит.
Иван Павлович и Фанни сели на лошадей. Царанка подменил уставшего Идриса. Идрис взял лошадь Пороха, Иван Павлович — Мурзика, на котором приехал Царан-ка в завод, и все поехали за носилками, на которых метал-ся больной Васенька.
Свернули на большую улицу. Сквозь щели в потолке луна лила свет, и серебристые полосы четко ложились на черную землю пола. Лошади пугались и заминались перед ними, храпя и поводя ушами, как перед водой. Ак-сай прыгнул через одну из них, боясь ступить на полосу лунного света.
Светлело. Показалось широкое отверстие выезда из подземного города. Потянуло знойным воздухом раска-ленной земли… Выехали из-под земли, проехали пустую улицу, ворота со спящим часовым-китайцем старых войск. Уснувшие желтые поля окружили их.
Из-за стены колосящейся джугары вышел человек с лошадью в поводу, другой, третий… Казаки… наши…
— А долго, — хрипел Гараська. — Уже светает.
— Да, надо торопиться, — сказал Иван Павлович, — а между тем Васенька может только лежать и рысью не пойдешь.
Их голоса звучали бледно и устало.
— Его надо напоить… Вычистить и вымыть, — ска-зала Фанни.
— Напоить — напоим. У казаков согрет уже чай, а у меня есть фляга с коньяком, а вычистить сейчас некогда. Ведь после этой ямы его отпарить надо, — сказал Иван Павлович.
