Но она не тренировкой лошадей была занята. Она ез-дила с какой-то определенной целью, она что-то делала, потому что ездила с сумами на седле, и эти сумы Царан-ка таинственно приносил в ее комнату. Сумы были тяже-лые.
По ее подвижному живому лицу Иван Павлович все-гда знал, что у нее — была удача или нет. Но она ревни-во берегла свои секреты. А он не допытывался. Да и какое ему дело!? Он так был рад, что установились до некото-рой степени товарищеские отношения, и ему казалось, что им обоим удалось взять верный тон во время обедов, ужинов и бесед. Мучило только одно. Что «говорят» те-перь и в Джаркенте, и на Тышкане, и в Хоргосе, и в Суй-дуне, словом, везде. Ничего не было. Жил в одном доме с ним сорванец-мальчишка, но говорили, должно быть, черт знает что. И Ивану Павловичу жаль становилось милую Фанни…
Так прошло две недели. Создалась привычка, и, ког-да Фанни опаздывала к обеду, Ивану Павловичу было беспокойно и скучно и он ходил взад и вперед по веран-де, мурлыкал какую-то песню и все посматривал на горы, ожидая увидеть ее серый кафтан и папаху…
В комнату ее он никогда не входил. Она прибирала ее сама.
— Я еду на четыре дня, — сказала ему однажды Фанни.
— Ваше дело, — сухо сказал Иван Павлович.
— Да. Но говорю, чтобы вы не беспокоились.
— Я не беспокоюсь. У меня на это права нет. — Будто?
Он не допытывал, куда она едет. Почему-то решил, что в Джаркент за покупками.
Ему было скучно эти четыре дня. Недоставало тем-ных от загара маленьких ручек, наливавших ему его боль-шую чашку чаем и подававших ром, недоставало ее маль-чишеской усмешки, ее легких движений и аромата ее во-лос. Вечера казались скучными, и не тянуло смотреть с веранды на темное небо и яркие звезды. Даже по ее ка-бардинской шапке и винтовке, исчезнувшим на эти дни с гвоздя в его кабинете, он скучал.
Да, — стыдно было Ивану Павловичу в этом со-знаться, — но он хандрил в отсутствие Фанни…
Она приехала еще более загоревшая. Ее волосы ста-ли светлее и больше отдавали в золото, чем в каштан. Солнце пустыни не шутит. Она была пыльная, усталая, но по сверкающим глазам Иван Павлович заметил, что сча-стливая.
Она пошла купаться в Кольджатку, захвативши с со-бою тонкий шелковый халат и туфельки, и через час воз-вратилась, сверкающая свежестью, неся в руках кафтан, шаровары и сапоги.
— Ну и прожарилась я в этом костюме, — восклик-нула она, поднимаясь на балкон. — Что же, вы недоволь-ны, что я вернулась?
— Нет, Фанни… — он ее первый раз так назвал.
