А не устроит ли меня другой, более свободный в данный момент секретарь, например, товарищ Михай Фаркаш, спросил он.
Я отрицательно помотал головой: .
— Нет. Мое дело может решить лишь товарищ Ракоши, Доложите ему, пожалуйста, что прибыл офицер из отделения подполковника Гуркина.
Он больше не произнес ни слова, лишь вздохнул и отправился с докладом.
А я уже клял себя, что выпалил сгоряча фамилию Гуркина, окончательно отрезав тем самым себе путь к обмену денег. Теперь Ракоши наверняка меня не примет. Как тогда поступить? Везти в Вену никому не нужные там форинты?
Но, вернувшись, помощник секретаря не сказал «нет» или «он не принимает», а молча распахнул передо мной низенькую дверцу в барьере ограждения и проводил меня к кабинету номер пятнадцать:
— Товарищ Ракоши ждет вас.
Открыл дверь, пропустил меня вперед.
Ракоши сидел за письменным столом, заваленным бумагами. В одной сорочке, пиджак был небрежно кинут на кресло. Повернулся ко мне вполоборота.
— Опять ви? — он благодушно улыбался. — Я почему-то так и подумал.
— Здравия желаю, товарищ Ракоши! — на радостях выпалил я во весь голос.
— Здравствуйте, — приподнялся он в кресле и протянул мне руку. — Разве отделение Гуркина еще существует? Признаться, вы меня удивили.
— Никак нет, товарищ Ракоши! — я решил держаться строго в пределах военных правил поведения, даже пристукнул каблуками. — Отделение ликвидировано согласно приказу командования. Но я еще существую. Так сказать, наполовину.
Он снова улыбнулся, и я вдруг, несмотря на неприязнь, так и не выветрившуюся после предыдущего посещения, ощутил обаяние незаурядной личности.
— Наполовину? — заинтересовался он. — Так бывает?
— В армии всякое бывает, — и коротко поведал ему о своем двойственном положении, в котором очутился после закрытия нашего отделения.
— Так, значит, это вы занимались у Гуркина нашей молодежью? Как же я сразу не сообразил?.. Слышал, слышал о вас, и много хорошего... Валами мешельте некем, ходь тудс мадярул[11], — перешел он на венгерский, одновременно назвав меня на «ты».
Весь дальнейший наш разговор шел на венгерском.
— Что привело тебя ко мне на сей раз? Уж не опять ли бумажка от Димитрова? Что-то, я смотрю, он расписался в последнее время.
— Нет, товарищ Ракоши. Вот это, — показал я головой на стоявший возле кресла чемоданчик.
— Это? — ткнул он своим уникальным пальцем. — Что, ценная вещь? — его миндалевидные глаза смеялись.
— Четыре миллиона восемьсот тысяч форинтов.
