– А знаете, как расправлялись за это на фронте? – сказал Даниэльс. – Во второй дивизии они заставили двух молодцов вырыть себе собственные могилы и потом расстреляли их, а все за то, что они говорили, будто война несправедливая.
– Черт! В самом деле?
– Да, уж можете мне поверить. Говорю вам, ребята: в этой армии с огнем играть не приходится.
– Заткнитесь вы там, Христа ради. Уже пробили зорю. Мэдвилл, потуши свет! – сказал сердито капрал.
Барак погрузился в темноту и наполнился шорохом, который производили солдаты, раздеваясь на своих нарах и продолжая разговаривать шепотом.
Рота выстроилась для завтрака. Солнце только что взошло и просвечивало розоватым светом сквозь нежные облака, затянувшие небо. На платановом проспекте шумно возились воробьи. Их громкое чириканье покрывало треск заведенных моторов, доносившийся из сарая против столового барака.
Вдруг появился сержант; он прошел мимо, выпрямив по-военному плечи, так что все поняли сразу, что совершается что-то серьезное.
– Смирно, ребята, одну минуту! – сказал он.
Котелки зазвенели; все обернулись.
– После еды вы отправитесь немедленно в бараки и соберете ваши ранцы. И пусть каждый останется у своих вещей до приказа.
Рота заликовала, и котелки зазвенели, как цимбалы.
– Вольно! – крикнул весело старший сержант.
Клейкая овсянка и жирная грудинка были живо проглочены, и все с бьющимися сердцами бросились в барак, чтобы связать свои ранцы. Солдаты испытывали гордость под завистливыми взглядами завтракавших в конце барака товарищей из другой роты, не получившей никаких приказаний.
Собрав вещи, они расселись на пустых нарах, барабаня ногами по доскам, и стали ждать.
– Мы, должно быть, не двинемся отсюда, пока ад не вымерзнет, – сказал Мэдвилл, завязывая последний ремешок на своем ранце.
– Всегда уж так… ломаешь себе шею, чтоб исполнить приказание, а…
– Выходи! – крикнул сержант, просовывая голову в дверь. – Стройся, смирно!
Лейтенант в новой походной шинели и новой паре обмоток стоял с торжественным видом, обернувшись лицом к роте.
– Ребята, – сказал он, откусывая каждое слово, точно это был кусок твердой палочки леденца, – один из вас предается военно-полевому суду за недопустимые изменнические взгляды, найденные в письме, которое он послал на родину своим друзьям. Я был крайне огорчен, обнаружив нечто подобное в одной из своих рот. Не думаю, чтобы среди вас нашелся еще один человек… достаточно подлый, чтобы держаться… питать… такие идеи…
