- Боевая задача выполнена, товарищ гвардии старший лейтенант. Потерь нет. А я... я ранен.
Никитин присел к нему на повозку.
- Сегодня же доложу о вас командиру дивизии, - проговорил он тепло и твердо. - Вы сделали больше, чем я ожидал. Благодарю! А теперь мы устроим вас в селе и оставим с вами солдата. Скоро сюда прибудет медсанбат. Видимо, вас эвакуируют во фронтовой госпиталь. Придется полежать. Но не сокрушайтесь. Адрес подразделения вы хорошо знаете, пишите нам. После выздоровления возвращайтесь в роту. Где мы остановимся - пока не известно. Не падайте только духом, товарищ гвардии младший лейтенант!
Смугляк удивленно открыл большие, уставшие глаза.
- Что смотрите? Я не ошибся, называя вас гвардии младшим лейтенантом, - продолжал Никитин. - Это воинское звание вам присвоено приказом командования. Генерал поздравляет вас.
И он крепко обнял Смугляка. Было уже светло. По крышам села катилось большое и багровое зимнее солнце.
*
В тыловом госпитале, который находился под Москвой в бывшем доме отдыха, Смугляка поместили в маленькую палату, где лежало еще двое: летчик и командир танковой роты. У них тоже были тяжелые ранения, а у танкиста еще и сильные ожоги лица. С ног до самого затылка он был обмотан бинтами и походил на склеенную скульптуру. Танкист сильно страдал, но старался держаться бодро и весело. Прикованный к постели, он вдруг вполголоса начинал петь "Ревела буря" или очень подробно рассказывать забавные случаи из жизни знакомых фронтовиков.
Нигде так быстро не сближаются люди, как в госпитале. К вечеру Михаил все знал о летчике и танкисте. Когда на ногу гвардейцу наложили гипсовую повязку и стало ясно, что лежать придется долго и без малейших движений, он загрустил. Танкист словно подслушал мысли товарища. Приподнял на губах бинт, чтобы удобнее было говорить, повернул голову в его сторону, сказал озабоченно:
- Терпи, разведчик. У медицины свои законы. Нарушишь режим - без ноги останешься. Это не интересно. Я уже второй раз с госпитальной койкой встречаюсь. Терплю.
Смугляк с благодарностью посмотрел на танкиста, подумал: "Железный человек! А почему бы и мне не быть таким?" Но как он ни крепился, бездеятельность все-таки угнетала его. Если первое время он мог думать о своем прошлом, часто вспоминать Тасю и Степана, то теперь не было и этого. Целыми днями гвардии младший лейтенант лежал на больничной койке и смотрел в потолок. В голове ни одной мысли. Это было страшно. Нужно чем-то заняться? И Смугляк предложил организовать коллективную читку исторических романов. Летчик и танкист согласились. После этого старшая медсестра охотно принесла им "Спартака" из госпитальной библиотеки. За читку принялся летчик Федя Грачев, моложавый и задушевный человек, ни при каких случаях не впадавший в уныние. Голос у него был мягкий, приятный, читал он быстро, без запинок, с правильным произношением. Слушать его не надоедало. Читали запоем, забывая "мертвый час". За короткое время были прочитаны "Чингиз-хан" и "Батый", романы "Степан Разин" и "Петр Первый". На очереди в намеченном списке значились: "Суворов" и "Емельян Пугачев", "Тихий Дон" и "Хождение по мукам". Старшая медсестра озабоченно кивала головой: "Не много ли они читают? Не утомляет ли их чтение?" Ежедневно после обеда она заходила в палату, отбирала у летчика книгу и, улыбаясь, говорила беспрекословно, строго:
