Молчков задумался, опустив голову. Ночью он долго не мог успокоиться и заснуть. Лежал Михаил с открытыми глазами и безотчетно смотрел в темный угол барака. В голове роились тягостные думы. Он воображал себе Тасю в белом халате, сидящую возле раненного воина, притихшую и грустную, как в тот день, когда Михаил выходил из зала суда и кивком головы сказал ей последнее "прощай". Нет, не уснуть теперь! В это время на цыпочках к нему приблизился Сашка Гвоздь, стал на колени и осторожно дотронулся до его плеча.
- Ворон, ты спишь? - прошептал он, оглядываясь.
- Нет, не сплю, - открыл глаза Михаил. - Чего это ты здесь ползаешь? Что тебе нужно?
- Тише, - предупредил его Сашка. - Скверные наши дела, Ворон! На фронте люди кровь проливают, а мы с тобой в лагере шкуры спасаем. Какими глазами посмотрим мы на них после войны?
- Что ты хочешь этим сказать? - тоже шепотом заговорил Молчков, поворачиваясь к Сашке. - Ну, не томи душу, выкладывай!
- Надо бежать, - нагнулся к нему Шматко. - Другого выхода нет. Мне еще полгода загорать здесь, а тебе? Седую бороду принесешь из лагеря; и никакого тебе почета. Бежать надо, слышишь?
- Нет, Гвоздь, не решусь я. Уходи и не говори мне об этом. Не хочу быть вечным преступником.
- Болван ты, Ворон! - выругался Сашка. - Ему дело говоришь, а он ушами хлопает. Ну и ржавей тут, хрен с тобой!
И он, чертыхаясь, отошел от койки Михаила.
*
Работая недалеко от железной дороги, Михаил наблюдал за напряженным перемещением материальных средств и людей с запада на восток и с востока на запад. Транспорт был забит до отказа. Круглые сутки в глубь страны бесконечной вереницей проходили составы с заводским оборудованием и рабочей силой. С востока на фронт тянулись воинские эшелоны. На передний край гигантского поединка перебрасывались продукты питания и боеприпасы, воинские подразделения и оружие. Станции кишели народом. В железнодорожных теплушках слышались голоса женщин и плач детей. В вокзальных помещениях негде было повернуться.
Война взбудоражила и подняла на ноги все живое. Никто не оставался в стороне. Пожилые мужчины и молодежь, способные держать в руках оружие, готовились к отправке на фронт.
Молчков терпеливо ждал своей очереди. Но его словно забыли. В чем же дело? Неужели он не заслуживает доверия? За два года лагерной жизни он не имел ни одного замечания. Почему Мещихина уже дважды вызывал начальник лагеря, а с Михаилом никто даже не поговорил.
