В два часа ночи рота снялась и вышла на проселочную дорогу. Погода резко ухудшилась: пошел мокрый снег, подул сильный, пронизывающий ветер. Смугляк, командир взвода Кашуба и старшина Большаков шли впереди роты. Громов замыкал колонну, внимательно следя, чтобы никто не отстал и не отбился от роты. Позади постукивали полевая кухня и повозка с боеприпасами и вещами гвардейцев.
Перед рассветом автоматчики прибыли на указанное место и заняли исходное положение. Ветер не утихал. Гвардейцы сильно продрогли, а кругом ни жилья, ни землянки, ни сносного затишья.
Смугляк ждал боевого приказа из штаба части.
*
И снова наступление. Танки и авиация, тысячи автомашин с боеприпасами и сотни тягачей с орудиями, перемешивая снег и грязь, гремящим потоком двигались вперед, прижимая врага к Балтийскому морю. Смугляк радовался. В этих лавинах он видел неистребимую мощь страны, ее уверенную поступь Какую силу, какую крепость в мире можно противопоставить этому великому потоку?
Под вечер рота Смугляка расквартировалась на хуторе, чтобы передохнуть и поесть. Пока повар разливал автоматчикам суп и раздавал мясные консервы, Смугляк взял у Коли Громова свежий номер армейской газеты и быстро прочитал заголовки. На пятой колонке, вверху, он увидел стихотворение Таси Бушко. "О чем же она могла написать сегодня в этих адских условиях? - подумал Смугляк, вспоминая ее стихи, которыми она увлекалась в Донбассе в дни юности. - Тогда она писала о горняках, о их суровых буднях. А теперь?" И глаза его побежали по строчкам:
За пограничною межой
Иду я по земле чужой.
Холодный ветер, полутьма,
Бойцов обветренные лица.
Кругом угрюмые дона,
Покрыты рыжей черепицей.
Тут все - леса и водоемы
И чужды мне, и незнакомы.
Нет, не во сне, а наяву
За пограничною чертою,
Страна родимая, живу
Твоим дыханьем и мечтою.
Дорога дыма и огня
Ничуть не устрашит меня.
Смугляк на минуту закрыл глаза. Стихотворение Таси растрогало его. В нем прямо не говорилось ни о ненависти к врагу, ни о тоске по Родине, но он всем сердцем почувствовал и то и другое. Ненависть Таси была ненавистью Михаила, ее тоска - его тоской.
- Хорошо написала, Тасенька! - полушепотом похвалил Михаил жену, пряча газету в карман шинели. - Встречу - горячо расцелую мою певунью за эти теплые, искренние строки.
Впереди, на серой высотке, загремели выстрелы немецких орудий. Вслед за выстрелами возле каменного коровника разорвалось несколько снарядов, разбрасывая осколки металла и камня.
