— Нет, — сказал он, водя пальцами по ее щекам, подбородку, тонкой и такой трогательной шее. — Никаких преград между нами нет. Я это признаю, раз ты, такая мудрая и юная, так считаешь. Мы настолько сблизились, что быть без тебя — это все равно что оторвать от себя часть.
Никки поймала его руки и поцеловала.
— Мне жаль, что я так огорчила Чарлза, — тихо произнесла она.
Харпер негромко рассмеялся.
— В мое отсутствие у вас появились свои секреты. Господи, да вас нельзя надолго оставлять одних. Кто-нибудь из вас обязательно набедокурит. Этот негодник заявил, что поссорится со мной навсегда, если ты не будешь жить вместе с нами.
— Ох! — Никки закрыла глаза, испуганная и тронутая словами мальчика. — Мне надо скорее поговорить с ним. Харпер, а насчет Джонни…
Харпер подавил смех и прижался лбом к ее лбу.
— Тут я не рассчитал, — сказал он. — Но поскольку я уже был в Нью-Йорке по делам, мне показалось разумным познакомиться с твоей семьей и заявить о своих намерениях в отношении тебя, чтобы они наконец смирились с мыслью, что ты, возможно, никогда не вернешься в Штаты. Но, к моему ужасу, твой брат настоял на том, чтобы вернуться в Англию вместе со мной. Весь обратный путь я сильно нервничал. Я хотел сначала переговорить с тобой и все объяснить, но мне не удалось.
— Господи! — вздохнула Никки и, поцеловав его, раскаялась в своих подозрениях. — Все было бы прекрасно, если бы не столько недоразумений.
— Твоя семья, возможно, так и не простит меня, — сказал Харпер, гладя ее губы кончи-ками пальцев. — Твой брат весьма решительный молодой человек и очень мне нравится.
— Моя семья — это ерунда, они просто любят во все вмешиваться. Ты тоже ему понравился, — заметила Никки, и вдруг ей пришла в голову мысль, от которой она начала смеяться. — Давай продолжим список «недовольных». Питера хватит удар, когда он обо всем узнает. Он очень расстроился из-за твоего портрета. Мы как бы. оттеснили его на задний план.
На это Харпер решительно ответил, хотя лицо у него светилось улыбкой:
— Он смирится с неизбежным. А что касается этого чертова портрета, то, пожалуйста, не мучай себя больше, любовь моя, — он того не стоит.
— Что? — удивилась Никки, но потом вспомнила их разговор в воскресенье вечером. — Я тогда говорила не о портрете, а о тебе самом. Но портрет — это лучшее, что я когда-либо сделала.
— Ты уверена? — с облегчением спросил он. С каждой падающей преградой он казался беспечнее и наконец превратился в совсем другого человека. Цельный человек, с любовью подумала Никки, внимательно изучая его. Наконец обе половинки его личности соединились и перестали конфликтовать. — Я так рад. Когда я смогу его посмотреть?
