- Ты понимаешь, Галк, какое дело, - глядя себе под ноги, забормотал Печенкин на ходу. - Понимаешь, Галк... Ты женщина, но ты должна меня понять. Есть у мужиков такое понятие - дружба, мужская дружба. Пусть это тебя не обижает, но друг для мужчины - дороже жены, дороже всех... Да нет, тут нельзя сравнивать, друг - это друг! Так вот... У меня был друг. Желудков Юрка. Желудь. Он за меня в огонь и в воду, и так же я за него. Потом он пропал. Я остался без друга. А потом он появился. Друг...
- Не друг он тебе, а недруг, - со вздохом усталости оборвала Галина Васильевна монолог мужа.
Печенкин остановился и спросил недоверчиво:
- Не друг?
- Недруг.
- Не друг?
- Недруг.
Печенкин засмеялся:
- А, ты хочешь сказать, что я "новый русский", а он бомж? Ты что, забыла, в какой мы стране живем? Завтра я, может, буду бомж, а он "новый русский". Разве не так? - И Владимир Иванович вновь заходил по кругу.
- Не так, - не согласилась Галина Васильевна. - У тебя нет друга, у тебя есть сын.
Тут Печенкин споткнулся, остановился и спросил:
- Кто?
- Сын.
- Какой сын? - Владимиру Ивановичу стало смешно, и он засмеялся.
- Илюша...
- Как-как, говоришь, его зовут? - Печенкин даже приложил ладонь к уху, чтобы лучше слышать.
- Его зовут Илья, Илья Владимирович Печенкин, - громко и отчетливо произнесла Галина Васильевна и прибавила: - И ты должен как можно скорей оформить на него наследство.
Печенкин понимающе кивнул, и вновь заходил кругами, и вновь забормотал:
- По телевизору показывали... Один наш мальчонка во Франции... Папку-мамку из карабина замочил и еще пятерых родственников... Круглый сирота, единственный наследник... Дали два года, скоро выходит... Деньги его... Да хоть бы так - ладно... А этот же мои деньги в деньги партии обратит... Он же коммунист!
Галина Васильевна вздохнула:
- Ну, как ты не понимаешь, Володя, мальчик просто не хочет расставаться с детством! Вспомни, как ты играл в казаки-разбойники и как не хотел уходить, когда мама звала домой? Продлить Илюше детство - это наш родительский долг!
В ответ на это печенкинский указательный палец стал раскачиваться, как маятник, перед носом Галины Васильевны, и Владимир Иванович произнес в такт, раздельно:
- Я. Ему. Ничего. Не должен.
- Я прошу... тебя в последний раз, - грустно сказала Галина Васильевна.
- В последний? - обрадовался Печенкин. - Это хорошо, что в последний. А чегой-то ты заторопилась? А? Мышьяк, может, мне в чай подсыпаешь? Изжога что-то меня в последнее время замучила... Сама-то свое наследство оформила?
