Стало понятно, что имел в виду капитан Гаренцев, когда говорил: «А что война? На войне только одно и хорошо — просто всё. Вот я, вот враг. И никаких сомнений и вопросов…». Капитан Гаренцев погиб через четыре года после этого разговора, успев изъездить полмира и повоевать в десятке разных мест… Вот и сейчас Владимира Алексеевича совершенно перестал занимать вопрос, что же происходит вокруг, где он, кто он, и как, в конце концов, оказался тут. Он был занят — аккуратно убрал судорожно напряженные руки Петровича от раны и осмотрел ее.
Края раны были рваными, хоть и сама она оказалась небольшая, кровь вытекала толчками, но вяло, значит, скорее всего, перебиты какие-то мелкие сосуды, а это чревато внутренним кровотечением, которое совсем непросто остановить. Кровь не была черной, что являлось хорошим знаком — печень цела. Вообще, надо бы достать осколок, и тогда вероятность выжить у Петровича серьезно выросла, но не в таких условиях… Владимир Алексеевич ощупал лоб больного, убедился, что он слегка горячий, и, несмотря на рассветные сумерки, сумел разглядеть некоторую бледность.
— Помоги-ка! — крякнул историк и подхватил раненого за подмышки, — Осторожненько, надо его поднять, и усадить полулежа.
— Зачем? — спохватился седоусый.
— Потом вопросы задавать будешь, делай что говорю!
— Ишь ты, — хмыкнул довольно седоусый, — Не успел командиром стать, а уж раскомандовался.
— А чего ты меня все так официально «командир», да «командир»? Имени у меня, что ли нет? Вот тебя как зовут?
— Максим, — не задумываясь, ответил седоусый, а потом с гордостью добавил, — Как пулемет!
— А отчество?
— Да брось ты, Кирюха, какое еще отчество? Мы тобой сколько грязь уже месим вдвоем? Почитай с начала войны, уже три года полных будет.
— Сорок четвертый, стало быть, — пробормотал Владимир Алексеевич, — недолго осталось.
— Чего? — не понял Максим, не забывая баюкать раненого, пока Владимир Алексеевич осматривал ранение.
— Недолго войне длиться еще, — улыбнулся Владимир Алексеевич и только потом спохватился, — то есть, я так думаю!
— Верно мыслишь, Кирилл, верно.
— Воды бы, хотя бы рану промыть, — задумчиво сказал Владимир Алексеевич, — я свою посеял где-то.
— На вот, у меня тут свеженькая, перед боем набрал, — протянул флягу Максим, а потом крякнул, — А у Петровича же во фляге еще спирт оставался!
— Спирт? — удивился Владимир Алексеевич.
— Ну… Да, немного совсем, — Максим зарделся отчего-то, — Там в городе у кого-то выменял он, на тушенку.
