— Как прикажете, Василь Кузьмич.
— Какие еще просьбы?
— Язык не поворачивается после того, что вы сделали для нас.
— Слышал, хотите разбомбить крыло с одиночками и сделать общую палату на весь этаж?
— Вижу в этом острую необходимость.
— Летом, летом. Сейчас эти камеры пойдут под карантин. Вам доставят десять человек без личных карточек и номеров. Обозначьте их собственными индексами. Они просидят в камерах до середины мая. На одиночный блок будет выделена спецохрана, отдельные пайки и необходимые медикаменты, обузой они для вас не станут. После того как мы их от вас заберем, можете делать с крылом все, что пожелаете. Я уже сейчас выделю вам двух плотников, чтобы сколачивали топчаны, лес пришлю и пятьдесят матрацев под будущее отделение.
— Вам это зачтется на страшном суде.
— Меня будет судить «тройка» черных ангелов с копытами, и приговор вынесут окончательный, обжалованию не подлежащий.
— Вы человек своего времени, Василий Кузьмич, а в разные времена складываются разные обстоятельства.
— Ну да. При Иване Грозном жили две примечательные личности. Одну звали Малюта Скуратов, а вторую — Федор Колычев. И тот, и другой были обласканы государевой рукой. Малюта стал палачом, а Федор мучеником. Но есть один очень интересный исторический факт. Во времена Грозного на царя тоже писали доносы, но относились к ним по-другому. Доносчика отправляли на дыбу и подвергали пыткам, во время которых он должен был доказать правоту своего доноса. Если донос оказывался клеветой, доносчика сажали на кол. Вот такие бывали порядки. Будь они у нас теперь, каждый задумался бы, прежде чем брать перо в руки.
— Писать или не писать — дело совести каждого.
— Совесть? Страх парализовал и совесть, и душу. Не напишешь ты, напишут на тебя. Чем больше доносов настрочил, тем больше себя обезопасил. Вам это и без меня известно, доктор Бох. Давайте говорить о насущном. В вашей больнице работает врач Горская. Что скажете?
Бохнач не успел и рта открыть, как в кабинет вошла хорошенькая женщина в белом халате с медкартой в руках, ямочками на щеках и совершенно невообразимыми, ни с чем не сравнимыми голубыми глазами. Небо в этих краях даже в редкую солнечную погоду выглядело бледнее.
Увидев генерала, она смутилась и покраснела.
— А вот и доктор Горская, моя правая рука. Белограй встал.
— Познакомьтесь — Варвара Трофимовна… Генерал опередил главврача и представился:
— Василий Кузьмич.
— Здравствуйте. Рада вас видеть и выразить огромную благодарность за помощь.
