— Так точно. Наш полк входил в армию маршала Рокоссовского. Воинскую книжку отняли при аресте. По документам меня зовут Казимиш Адамович Качмарэк.
— Вашу фамилию переиначили. Может, случайно, а может, и нет. Она вам очень подходит. — Белограй глянул в Варин блокнот. — Тут написано «Кашмарик».
Строй засмеялся, а бывший капитан стоял с непроницаемым лицом. Он, вероятно, не понимал смысла своей клички, но остальным, судя по реакции, она пришлась по вкусу.
— Вставай в строй, ночной Кашмарик. Следующий — Петр Фомич Кострулев. Блатной. Кличка Кистень. Два убийства. Серьезный гражданин. Взломщик. Сейфы колол как орешки. Известный московский шнифер. Ни разу не попадался, а тут мокруха, ну и засыпался. Берегите головы, граждане заключенные, он их тоже умеет колоть не хуже орешков.
Кистень даже из строя выходить не стал, а лишь посмеивался, глядя на генерала исподлобья. Невысокий, худощавый, играющий головой, как мячиком: тело неподвижное, а голова на каждое слово реагировала, словно держалась на шарнире.
— И, наконец, Иван Соломонович Грюнталь. Бывший студент, одесский биндюжник, любитель заморского барахлишка и всего западного. Космополит, доказывавший во время войны, что он не немец, а еврей, после войны его национальность одессит. На блатного не тянет. Кличку ему дали Огонек. Постарайся не сгореть, пацан!
Мальчишка лет восемнадцати на вид, с черными короткими завитушками на голове влюбленными глазами поглядывал на Лизу, все остальное его мало интересовало, и никого он не боялся. Прикажут встать к стенке — без вопросов. Ничего хорошего он от жизни не ждал. Вот только в кальсонах перед Лизой стоять неудобно.
— Не команда, а тропическая оранжерея, — продолжал генерал. — Уникальное соцветие. Ну, спасибо, товарищ Мазарук, постаралась. Тут мы еще про один цветок чуть было не забыли. Легендарный Важняк — Матвей Макарович Журавлев. По его учебникам криминалистов учат. С шушерой вроде вас следователь по особо важным делам не работал, он серьезных врагов народа сажал, а некоторых отпускал, за что собственной свободой расплатился.
Все повернули головы к хмурому неприметному человеку. Конечно, в исподнем он на важняка не походил, строгости и солидности не хватало. Слишком спокоен и независим, будто генерал перед ним отчитывался, а не он в строю стоял, вытянув руки по швам. Чем-то он отличался от остальных, но с первого взгляда не поймешь. Впрочем, то же самое можно было сказать о каждом из заключенных. Не монтировалась команда для общего кадра.
