Граф Пален был высокий, костлявый старик с умным, выразительным лицом и добродушным взглядом. В нем не было особых административных способностей, а тем более полицейских, и после расторопного и чрезмерно исполнительного Архарова он был совершенно непригодным для службы, если бы не Чулков, состоявший при нем в должности обер-полицеймейстера. Этот Чулков, выслужившийся из гатчинских солдат, обладал и неутомимостью, и удивительным чутьем. Казалось, ничто происходившее в столице не являлось для него тайной, и каждый вечер, и каждое утро он приносил Палену самые необыкновенные новости. В это утро он был у него с докладом удивительного свойства:
— В Петербург приехал какой-то человек, по подорожной называющий себя крепостным музыкантом Ермолина. Приехал он вдвоем с крепостным человеком какого-то Брыкова, причем этот второй при нем вроде как слуга. Приехал он в очень хорошей коляске и остановился у капитана Башилова. Денщик говорит, что они друг другу говорят «ты». Потом они вместе гуляли, были в аглицком трактире. Не удивительно ли это?
Граф Пален зарядил свой нос огромной понюшкой табака и, покачав головой, заметил:
— Может, он — очень хороший музыкант. Артист! Тогда капитан для форса ходил с ним.
Чулков кивнул и продолжал:
— Так, ваше сиятельство, а зачем он неизвестно где пропадал всю ночь и, вернувшись домой, тотчас отправился… Куда бы, как вы думаете?
— Я не знаю, — добродушно ответил граф.
— К Грузинову во дворец! И там долго совещался.
— А! — воскликнул Пален, и на его лице выразилось удивление. — Это странно!
— Я хочу арестовать его и допросить.
— Да, да! Арестуйте и допросите!
Чулков откланялся и помчался исполнять свое намерение, а граф Пален все еще сидел в своем кабинете и задумчиво качал головой. Вошедший слуга подал ему письмо и доложил:
— Господин пришли. Ваше сиятельство повидать желают, и вот письмо.
Пален посмотрел на конверт.
— От Кутайсова! Ну, ну, что ему надо! — Он вскрыл конверт и стал читать письмо, и по мере чтения его лицо прояснялось. Потом он добродушно засмеялся, позвонил и велел слуге ввести к нему господина. — А! Живой упокойник! — сказал он, увидав входившего Брыкова. — Прошу покорно! — И Пален указал ему на кресло.
Брыков низко поклонился и сел.
— Ай, ай, ай! — сказал ему граф. — Ну, и зачем вы нам столько хлопот сделали? Зачем это по чужой подорожной ехали? А?
— Ваше сиятельство, — ответил Семен Павлович, — кто же поверил бы, что я этот самый мертвец и есть!
