— Джоном Маленьким — эдакого молодца?!
Перезвать! — молвил Статли Вильям. —
Робингудова рать — вот и крестная мать,
Ну, а крестным отцом — буду сам.
...До сих пор говорок у дубов, у рябин,
Не забыла лесная тропа,
Пень — и тот не забыл, как сам храбрый Робин
Над младенцем читал за попа.
Ту молитву за ним, ноттингэмцы за ним,
Повторили за ним во весь глот.
Восприемный отец, статный Статли Вильям
Окрестил его тут эдак вот:
— Джоном Маленьким был ты до этого дня,
Нынче старому Джону — помин,
Ибо с этого дня вплоть до смертного дня
Стал ты Маленьким Джоном. Аминь.
Громогласным ура — раздалась бы гора! —
Был крестильный обряд завершен.
Стали пить-наливать, крошке росту желать:
— Постарайся, наш Маленький Джон!
Взял усердный Робин малыша-крепыша,
Вмиг раскутал и тут же одел
В изумрудный вельвет — так и лорд не одет! —
И вручил ему лук-самострел:
— Будешь метким стрелком, молодцом, как я сам,
Будешь службу зеленую несть,
Будешь жить, как в раю, пока в нашем краю
Кабаны и епископы есть.
«Робин Гуд и Маленький Джон» (перевод М.Цветаевой)
Мы вышли из Руттерфорда с двумя бочонками превосходного эля вдовы Хемлок, но добрались до Шервудского леса только с одним. Устроив привал на полпути, лесные стрелки полностью опустошили меньший из бочонков.
Пусть англичане двенадцатого века и уступали в росте русским двадцать первого, зато их способность к выпивке равнялась способности последних... Ну, или почти равнялась. Все-таки эль — не спирт. Но даже жидкость из ячменя и хмеля, принятая внутрь в достаточных количествах, могла врезать по мозгам, как палка с железным наконечником.
Вскоре после того, как мы снова двинулись в путь, я отобрал оставшийся бочонок у Вилла Статли и Робина. Они то и дело принимались идти в разных направлениях, падали и роняли свою ношу. Мне стало ясно, что рано или поздно их обязательно придавит, и, когда они шлепнулись в очередной раз, я отнял у них бочонок и взвалил на плечо. Не скажу, чтобы меня самого не шатало... Но я хотя бы держался прямо... Хмм... Почти прямо.
