И взбегают колючие лозы
Словно пламя по нашим ногам.
В поисках разрыва нити, связывающей времена, поэт обращался к древним языческим образам, к "мчащейся по ржи", в движении которой он чаял разгадать тайну славян. Это обращение было естественным для него, пораженного еще в детстве лицезрением "столба крутящейся пыли", рассказавшего в поэтической молодости "атомную сказку" о превращении Иванушки-дурачка в хладнокровного препаратора. Символы, мифы, сказания русской древности оживали в его поэзии, заставляя читателя верить в неразрывность, нерасторжимость временных пластов, что создавало ощущение устойчивости и удивляло, не могло не удивлять — бесстрашие поэта, вторгающегося в области запредельного, производило впечатление поистине ошеломляющее.
Ты сражался с невидимым злом,
Что стоит между миром и Богом…
Путь к Богу на выходе из этого сражения был неизбежен. Но труден и далек.
В "Пути Христа" Юрий Кузнецов явил мироощущение человека, пришедшего к ж и в о м у Христу. К Тому, Который сказал: "Не мир Я вам принес, но меч". К Тому, Который изрек: "Царствие Мое не от мира сего". К Тому, Который обронил: "Воздвигну храм Свой и врата адовы не одолеют его". С какой же благотворной тяжестью воспринимались сии истины!
Нет ни церкви, ни священника, ни таинств, ни Святых Даров…
Есть пустыня, Вифлеем, голая пещера, овечьи ясли, звезда, взошедшая с востока, и первые слова Нового Завета. Есть память, не дающая порвать связь с языческим восприятием мира. Есть русский человек, чей разум напоен живой и мертвой водой символов, сказаний, песнопений старого мира. Перейти черту, отделяющую от мира нового, соединить в себе в едином равновесии два мировосприятия, вынести новую тяжесть Слова Божьего и нести дальше как свое достояние… Евангельские и апокрифические сюжеты, плавно переливаясь один в другой, находят свое воплощение в форме рифмованного гекзаметра, а сказовые зачины напоминают о сказочной стихии, питавшей русское мышление.
То не вечернее облако блещет огнями,
То не дремучее небо трепещет корнями,
То не трава на разбитых скрижалях шумит,
То не молва, как пустая посуда, гремит,
То не последы ползут из народного чрева,
То не ехидны бегут от грядущего гнева, —
Это пророк попущеньем небес обуян,
Это бушует последний пророк Иоанн.
"Обуянный" — то есть одержимый. Но одержимый презрением к "народу торгашей и пророков", не ведающих о пришествии Сына Божия. Последний пророк мечет громы и молнии на головы заблудших и погрязших в грехе, каясь в собственной недостойности Того, Кто будет увещевать Словом любви и благостыни.
