Впрочем, привыкать ли Юрию Кузнецову? С момента его появления в русской поэзии вот уже 30 лет его имя в эпицентре нескончаемого скандала. Суть не в этом. Суть в другом — более существенном.
Прежде всего: само обращение Кузнецова к образу Христа было ожидаемо для трезвого и вдумчивого читателя.
Более двух десятков лет назад на рубеже 80-х годов он написал стихотворение «Стук» — и сейчас читающееся, как предельно точное воплощение развоплощенной души современной человеческой особи, отрекшейся от веры, разрушившей и растоптавшей святыни и замершей на краю пропасти в смертной тоске и в полупонимании свершившегося.
Рухнул храм. Перед гордым неверьем
Устояла стена. А над ней
Нарисованы суриком двери
С приглашеньем: "Стучите сильней!"
Что жалеть? Не такие потери
Проходили за давностью дней.
Для кого предназначены двери?
Кто просил, чтоб стучали сильней?
Разве можно туда достучаться?
Все равно за стеною обрыв…
Но со стуком принес святотатца
В эту глушь запоздалый порыв.
Сам хватился убогой потери.
Да забыл он за давностью дней —
Сам взрывал. Сам чертил эти двери
И просил, чтоб стучали сильней.
Из этого тупика, казалось, нет и не будет выхода. Ощущение безнадежности еще более усиливалось в стихотворении «Вина», где поэт прощался с ХХ веком, оставляя единственную надежду заблудшим — на осознание своей вины за содеянное и способности принять кару за собственное забвение и святотатство.
Мы пришли в этот храм не венчаться.
Мы пришли в этот храм не взрывать.
Мы пришли в этот храм попрощаться.
Мы пришли в этот храм зарыдать.
……………………………………………..
Полон воздух забытой отравы,
Не известной ни миру, ни нам.
Через купол ползучие травы,
Словно слезы, бегут по стенам.
Наплывают бугристым потоком,
Обвиваются выше колен…
Мы забыли о самом высоком
После стольких утрат и измен.
Помните финал гоголевского «Вия»? "И заросла церковь густым бурьяном, и никто никогда не найдет к ней дороги. Так навеки и осталась церковь, с завязнувшими в дверях и окнах чудовищами, обросла лесом, корнями, бурьяном, диким терновником; и никто не найдет теперь к ней дороги". В развалинах, куда люди пришли для последнего прощания, нет следов нечистой силы, но храм так же заброшен и скоро порастет непроходимой травой последняя тропинка, ведущая к нему… По закону неотвратимого возмездия за измену и отречение от веры и истории предков трава забвения превращается в гибельное всепожирающее пламя.
Да, текут наши чистые слезы.
Гулко вторит заброшенный храм,
