– Зачем ты предложил ему это сделать, Чарли?
Мальчик повесил голову.
– Я не хотел ничего дурного, сэр. Просто… Ну, все знают, что вы наемный стрелок.
Бренч снова присел на корточки между мальчишками.
– Вы меня боитесь?
Оба молчали, и тогда Макколи сказал:
– Мне было бы жутко неприятно узнать, что кто-то из детей меня боится. Я – человек, такой же, как ваш папа или другие люди.
– Но вы убиваете людей, – возразил светловолосый. – И вы ничего не боитесь.
Бренч с минуту внимательно смотрел на мальчиков, потом огляделся по сторонам и, пригнувшись, прошептал им что-то, чего Дженне не удалось расслышать. Глаза мальчиков стали круглыми, как солнце, что светило над головой.
– Правда?
– Ой, да вы просто шутите над нами!
– Нет, мальчики, не шучу. Я вам вот еще что скажу: чтобы совершать обдуманные поступки, требуется больше храбрости, чем на необдуманные.
Дженна по тону поняла, что Рембрандт улыбается:
– Таков Бренч. Ему претит насилие, как это ни странно.
– Тогда почему…
Смутившись, Дженна не договорила.
Старик вернулся на место и передвинул красную шашку на новую клетку.
– Он вырос в угольной шахте… в буквальном смысле. Всего девяти лет от роду и худой, как щепка, – если верить Мауре – он впервые спустился в эту черную яму вместе с отцом и старшими братьями. Он работал по десять часов в день шесть дней в неделю. И большая часть его жалкого заработка шла на уплату семейного долга магазину компании, единственному месту, где можно было купить продукты и вещи.
– И из-за этого становятся убийцами?
– Мать и сестра Бренча умерли от лихорадки у него на глазах, потому что не было денег на лечение. Позднее его отец долго и мучительно умирал от пневмокониоза. Слишком распространенная причина смерти шахтеров. Когда растешь в мире, где жизнь ценится так дешево, а насилие – обычное дело, то либо привыкаешь к нему до такой степени, что перестаешь замечать, либо начинаешь ненавидеть его до глубины души.
Дженна снова посмотрела в окно. Внизу, на улице, Бренч теперь стоял в полный рост и тихо разговаривал с мальчиками. Молодой женщине трудно было представить Макколи ребенком, да еще и тощим. Рубашка на его плечах, шириной, похоже, в целый ярд, едва не расползалась под напором мускулов.
Рембрандт перепрыгнул через две ее шашки и снял их с доски.
– Иногда мне кажется, что, как бы человек ни стремился идти выбранной дорогой, жизнь еще больше старается все делать так, чтобы он шел в противоположную сторону, словно хочет наказать человека за дерзкое предположение, будто он может сам делать выбор.
