Болью, от которой хотел уберечь своего партнера.
– Я однажды видел, как одна лошадь поступила с надоедливой колючкой, – Рембрандт открыл глаза и стал поджигать трубку. – Она выдрала ее зубами, но не выплюнула, как можно было бы подумать. Осторожно, почти благоговейно, она взяла колючку в рот, как некоторые мужчины взяли бы женскую грудь. А потом разжевала и проглотила – так она позаботилась о том, чтобы колючка больше ее не побеспокоила.
Бренч всмотрелся в собеседника, лицо которого уже плохо было видно в сумеречном свете.
– То ли ты пытаешься дать мне мудрый совет, то ли ты слишком много времени провел на конюшне Уоттса и Бриззи. Предлагаю докурить и отправиться в шахту – ты ведь хотел мне что-то показать. Идет?
– Я бы сказал, это отличная идея. Но не торопись. Я скажу остальным, куда мы пошли, и встречу тебя у парадного входа.
Рембрандт вернулся в дом, а его мудрые слова застряли в голове Бренча, как колючки в гриве лошади.
Помогая Мауре и ее дочерям перемывать и вытирать посуду, Дженна ощущала, что ей не хватает пары мудрых советов. Мозг закипал от всей той информации, что поступила за последние несколько часов. Веселая болтовня окружавших ее людей пролетала мимо ушей. Вопросы градом стучали в голове молодой женщины, пока ей не стало казаться, что она сейчас сойдет с ума. Почему Бренч так ненавидит пинкертонов? И что имела в виду Маура, когда сказала, что он правильно сделал, уехав из Пенсильвании, так как в противном случае его повесили бы? «Как нашего Патрика», – сказала она.
Дженна надеялась, что ей удастся узнать ответы на некоторые вопросы, пока вместе с другими женщинами убирала в кухне. Но Маура и девочки так старались поддерживать хорошее настроение, что Юджиния не решилась затронуть несомненно больную для них тему.
Позднее, уже у себя в комнате, молодая женщина сидела у окна и рисовала большую желтую луну, медленно поднимавшуюся над линией темных гор на востоке. Придет ли Бренч к ней, когда вернется из шахты? Что она ему скажет? Дженна не могла отрицать, что он очень сильно воздействует на нее. Стоило лишь представить, как руки Бренча касаются ее тела, и Дженна начинала дрожать. Пульсирующий жар из глубины ее естества расходился по всему телу, и она снова ощущала сладкую боль между ног.
Отвернувшись от окна, Юджиния отбросила в сторону альбом для рисования и повалилась на кровать. Уткнувшись лицом в голубое ситцевое покрывало, она сжала кулаки, пытаясь заставить образы, жар и боль исчезнуть, оставить ее в покое.
