Конан же возвратился к столу и с прежним рвением набросился на пищу.
Правитель быстрым шагом подошел к медному гонгу и уже, видимо, собирался ударить по нему, дабы призвать стражников, как его остановила взволнованная Жасмина
— Джайдубар! — она подбежала к мужу, упала перед ним на колени и с мольбой прошептала: — Прошу тебя, не делай этого! Конан приехал к нам как друг! Друг — и мне, и тебе! Я позвала его, прося о помощи. Отыскать нашу дочь. Насингу.
Во взгляде правителя на миг промелькнуло недоверие. А затем его место заняло смятение. Долго и неотступно глядел Джайдубар на стоявшую перед ним на коленях жену, но при этом будто вовсе и не замечая ее. Его лицо искривила гримаса мучительной боли.
— Найти Насингу, — дрожащими губами пробормотал он — Думаешь, ему это под силу?
— Да! Он один сумеет отыскать ее! — взволнованно, повышая голос почти до крика — до отчаянного крика, отвечала Жасмина. В безумном неистовстве она принялась целовать полы мужниной одежды. Лицо Дэви было мокро от слез.
Джайдубар вдруг выпрямился и решительным тоном произнес;
— Тогда пусть он, — его взгляд скользнул в сторону киммерийца, — отправляется на поиски Насинги. Но ни дня лишнего не задержится здесь, во дворце! Если он преуспеет, мы вознаградим его. Если же нет — я никогда более не желаю слышать его имени!
Услышав это, Конан усмехнулся — не слишком-то он и нуждался в «благословении» правителя и, тем более, не страшился его угроз! — но все же ничего не сказал.
Джайдубар повернулся к двери и твердым шагом вышел прочь.
Жасмина все еще стояла на коленях и плакала навзрыд. К ней подбежала взволнованная Тамар (пока правитель находился в покоях Дэви Жасмины, дверь туда была открыта, и она из галереи могла наблюдать все происходившее), ласково обняв свою госпожу, помогла ей подняться, усадила на мягкий, накрытый выделанной шкурой пантеры пуф и при этом ни на миг не переставала шептать что-то ласковое.
Конан не вмешивался, больше всего на свете он не любил успокаивать плачущих женщин. Хотя… надо признать, не мог без щемящей сердце боли слушать их рыдания. Он был сильным, бесстрашным, порой даже грубым, но все же — человеком. Вот и сейчас, находясь рядом с Жасминой, Конан чувствовал, будто что-то все мучительнее сжимало ему грудь.
Но, к счастью, Дэви постепенно успокаивалась. Лишь тихие всхлипывания порой вырывались из ее горла, да редкие слезинки медленно спускались по бледным щекам. Танар все еще обнимала ее и тихо что-то нашептывала. Когда же Жасмина совсем пришла в себя, Танар тактично удалилась, осторожно прикрыв за собой дверь.
