Пелена бешенства спала так же быстро, как и накатила. Роберт поднял глаза. Все так же задумчиво жевал виноград высокий сановник, также разглядывал его непонятный Гарун, также втягивал голову в плечи и выгибал спину потный управляющий. И - тишина, стерегущая каждое движение.
- Где ты выучился нашему языку? - потребовал принц Селим.
- В Иерусалиме, потом в плену.
- А ты говоришь, он все время молчал, - бей даже головы не повернул в сторону своего чиновника.
- Он лжет!
- А ты что скажешь? - это уже Роберту.
- Вначале так и было. Потом я говорил с рабами.
- С кем?
- Со всеми, - франк твердо смотрел в лицо бея. Всех тот казнить не станет, и дорога на рудник не ощетинится виселицами.
- Они не боялись?
- Вначале - да. Потом перестали.
- Почему?
- Я не колдун. Меня оговорили.
- Ты, надеюсь, понимаешь, что поставил под сомнение речь правоверного? - и ника-кой угрозы в голосе, только некоторое неудовольствие.
Эх, придется выручать эту жирную тварь, творившую с рабами на руднике все что за-благорассудится.
- Распорядителя рудника ввели в заблуждение.
- Кто?
- Думаю, тот, кто меня захватил.
А кому же еще! Только что в разговоре скользнула интересная деталь: якобы по слову Роберта погибли двое сельджуков. Если раньше странное отношение к себе граф Парижский относил за счет суеверий, то теперь склонялся к тому, что его преднамеренно подставили. Знать бы еще, с какой целью.
- Назови свое имя, - бей перестал жевать. Во взгляде скользнула тень интереса.
За представлением, однако, могла последовать быстрая, а в худшем случае долгая и мучительная смерть. Имя графа Парижского было хорошо известно сарацинам в Палестине и за ее пределами. Мысль назваться чужим именем показалась сейчас очень соблазнительной, но Роббер от нее отказался. Он был воином и всегда, - всегда! - сражался честно: не убивал мирных жителей, не истязал, не жег, не вешал, не распинал. Он только честно делал свою работу.
- Я граф Роберт Парижский из рода Робертинов.
Ленивая грация сытого хищника, а за одно и непроницаемая маска царедворца слетели с Селима Малика в один миг. Племянник всесильного визиря Аль Афдаля выпрямился:
- Рабан аль Париг?!
Роберт молчал. Добавить было нечего. Что уж есть - то есть. И если игра проиграна, и ставка - жизнь - потеряна, остается расправить плечи и поднять голову повыше. Всего лишь помпезная мужская игра, - невесело усмехнулся про себя Роберт, - но таковы правила.
Вспышка высокого гостя длилась мгновение, в следующее перед Робертом опять пред-стал сытый лев.
