Для большинства гомоклитов, успешное завершение этого проекта казался весьма отдаленной, и все же вполне достижимой целью всей нашей эволюционной программы. Но для небольшого числа гомоклитов, занятых непосредственным наблюдением за созданием Зонда, эта цель была не только реальной, но и вполне ощутимой. И, хотя гетероклиты были основной движущей силой в этом проекте, мы, гомоклиты, были ответственны за создание эстетических форм и программ, ставших основой всего эксперимента.
Каков был наш подход к созданию этих программ? Мы твердо знали одно: Мемнозис и Мерлин создали монадический прецедент отклонения от изначальной двойственности арктурианской споры. Мы даже не могли с уверенностью сказать, не было ли это еще одним из тайных происков Люцифера. У нас было смутное чувство, что Люциферианское мирощущение отделенности от целого могло сыграть здесь некую таинственную роль. Отчуждение во всех его формах было абсолютно несвойственно арктурианцам — в равной мере гетероклитам и гомоклитам.
Но в любом случае, позитивный аспект этих новых тенденций необходимо было поставить на службу единству и целостности, чтобы Люциферианский инстинкт не смог возобладать. В то же время, наше вхождение в эксперимент было призвано выявить наиболее благородные стороны нашей натуры — страстное устремление к любви и возвышению духа в искусстве.
Когда гетероклиты Арктура решили перегруппировать свои колонии на двух крайних планетах двойной звезды Альфы Центавра, все мы, участники Зонда Возрождения Большого Арктура, приняли в этом участие. Для этого нам, гомоклитам, генетически преобразовавшимся в гетероклитов, пришлось попарно объединить наши холоны.
Мы никогда не узнаем, кто бросил тот жребий судьбы, который принес нас в двойную систему Альфы Центавра. Вскоре после прибытия всем стало ясно, что этот жребий стал нашей общей судьбой. Как любовь с первого взгляда питает истоки лирической поэзии, так и наш телепатический любовный роман с колонией многострадальных арктурианцев вылился в целый поток эпических баллад монументальных пропорций. Излияния чувств все усиливались по мере того, как мы узнавали — вернее сказать, вспоминали — друг друга.
Этот поток сострадания и любви захлестнул обе потерянные и вновь найденные планеты. Во многих из нас эти события пробудили древнейшую память и первозданную сенситивность. И тут начались неожиданности. Оказалось, что искусственно привитые нам качества гетероклитов не выдержвали новых условий. Некоторые из нас вообще перестали являть качества гетероклитов или гомоклитов, как будто бы страстная встреча двух типов холоновых спор алхимически переплавила их в нечто большее, невиданное до сих пор.
