- Пойдем дальше, - как бы пробудил меня Кнорре, указывая рукой вправо, за поворот перед решеткой.
- А туда нельзя? - как можно наивней спросил я, кивнув на охранника.
- Нельзя, - жестко ответил Кнорре.
- Секреты фирмы? - засмеялся я. - Но я же не конкурент!
- Как знать.
И в этом его "как знать" мне почудилась двусмысленность.
- Тут и замешиваешь нашу глину, - вроде шутя, спросил я.
- У меня все замешано на глине, - каламбуром ответил он.
Мы двинулись дальше, и оглянувшись на таинственный коридор, на одной из дверей я успел прочитать на табличке: "Лаборатория синтеза..."
Последний трейллер из Белояровска ему с моей помощью отправили через неделю. Я позвонил Кнорре, сообщил.
- Наконец-то! Спасибо тебе, - суховато ответил он...
Все, что произошло потом было похоже на иррациональный сон. Но это была явь, заставившая меня вспомнить афоризм одного мудрого польского писателя: "Прыгая от радости, смотри, кабы кто-нибудь не выхватил у тебя из-под ног землю..."
8. НА ЗЕМЛЕ. МОСКВА. СЕГОДНЯ
Василий Кириллович Лебяхин "копал", а говоря языком прежней его профессии, "разрабатывал" фирму "Улыбка", ее главу Евсея Николаевича Батрова, его окружение, его настоящее и прошлое, выполняя поручение Перфильева. Возможности у Василия Кирилловича имелись. Человек предусмотрительный, он задолго до увольнения в запас на всякий случай кропотливо, по крохам, тайно и осторожно, поскольку доступа к первоисточникам не имел, стал собирать досье на разных людей - на бывшую негласную агентуру, стукачей, провокаторов. Одни на это пошли когда-то доброхотами в надежде сделать карьеру, других завербовали - лестью, посулами или угрозами. Большинству из них нынче уже за сорок и за пятьдесят: бывшие студенты и рабочие, комсомольские и профсоюзные активисты, аспиранты и инструкторы райкомов, инспекторы райисполкомов. Теперь уже заматеревшие, оклемавшись после сутолоки и переполохов перестройки и разобравшись, что к чему, ринулись они растаскивать в лоскуты государство, разделившись на "демократов" и "консерваторов". Особенно лихими оказались бывшие лидеры и работники центрального аппарата комсомола. Они уже не хотят ни революций, ни крови, ни Маркса с Лениным, а спокойствия, и чтоб государство не мешало заглатывать и переваривать. Почти все остались дружны, сохранили связи; прежнее чувство стаи и железная организованность оказались теперь ой, как полезны. И когда Лебяхину требовалось что-нибудь по-крупному, он не стесняясь обращался к ним, разговор происходил приблизительно такой:
