Однако текусме на фуму хардон малмарай, — и, ничего не добившись, полукобылы в сердцах так колотили своих бесполезных грабителей копытами, что у тех проламывались ребра и порою слетали черепушки с незадачливых голов.
Лес кое-где оставался, но очень далеко в стороне, за полдня кентаврской рыси по извивам одного небольшого ущелья, не тронутого пожаром. Остальное, что было поближе к поселку, начисто выгорело. И для того, чтобы поесть молодых побегов папоротника или полакомиться ягодами веруськи, кентаврам приходилось теперь тащиться очень далеко от поселка.
Но и перебраться поближе к корму они не могли, потому что в этом случае удалялись от водопоя. И прибрежная речная долина в эти дни была наполнена бредущим разрозненным народом, ибо кентавры кормились поодиночке, каждый когда хотел — одни предпочитали с утра выходить на кормежку, другие с вечера, по прохладце, ночью жевали на ощупь, утром шли на водопой.
Солнце поднималось над равнинным краем заречной степи. Кентавры пили, стоя в ряд вдоль реки, — и каждый из них время от времени отрывался от воды и, роняя с мокрой морды капли, очень долго, зачарованно смотрел на востека-ющий в небо шар солнца.
Но однажды увидели кентавры подбиравшиеся с разных концов неведомой и враждебной степи темные табуны лошадей, которые двигались неспешно, на ходу поедая подножный корм.
Сойдясь на реке, стоя разделенные водою, лошади и кентавры рассматривали друг друга, принюхивались к воздуху, текущему наветренно, и оставались безмолвными, словно оба народа не могли поверить в то, что уже началось. А началась война, хотя еще не было ни одного соприкосновения между теми, кому предстоит грызть друг друга, бить копытами, драться в напряжении всех своих сил и в яростном махании косматых хвостов.
Но военные действия долго не начинались, потому что кентавры не помышляли переплывать реку ради вступления в битву, а дикие лошади пока преспокойно паслись на хорошей траве, произраставшей в приречной долине на том берегу. Столь же спокойно они поглядывали на кентаврский берег, где буйно зеленела высокая трава, не едомая кентаврами, и где возвышались глиняные стены поселка, в котором скрывались трепещущие от страха самки кентавров.
И предвкушая тот миг, когда он привстанет на дыбы над круглым задком кентаврицы и впервые прикоснется к ней елдораем, дикий жеребец выпускал оный почти что до земли, а затем с силою стукал этой штукою себя по брюху. И вот нарастающий шум позволял кентаврам судить, насколько уже близок час форсирования реки табунами лошадиной армии.
