Hо это старинушка добрый, не без чувства юмора, и к людям он относится неплохо, с большим любопытством, и ничего не дать им, конечно, не может, однако щедрость свою проявляет с большой потехой. Я неоднократно видел, как хозяин леса забавлялся над своими глуповатыми гостями. Был как-то с нами искусствовед, бородатый молодец приятной наружности, который отчаянно хвастался тем, что в своем Абрамцеве, на даче, выдергивал белые грибы прямо из придорожных кустов, и опята ведрами набирал у себя в саду, за помойкой. По лесу шел он, самодовольно сморкаясь на мох, поплевывая и громко вознося хвалу самому себе. Хозяин и решил пошутить над ним. Поставил невдалеке от него гриб, подманил искусствоведа, затем поставил вдали еще один, и так постепенно увел того в сторону от всех на приличное расстояние. Бородач пошёл топать дальше, одержимый лешим, не откликаясь на ауканье товарищей, предвкушая час великого торжества, — когда наглядно представит им доказательства своего грибного могущества. Однако вскоре грибы поредели, а потом и совсем пропали, бородач почувствовал некоторую скуку. Протопав еще с полчаса, он заскучал совсем и стал даже зевать на ходу, широко раскрывая обросшую волосами пасть. А спустя еще некоторое время парень погрузился в сонливую, мрачную тоску полного безгрибья и, желая как-нибудь подбодрить себя, заорал на песенный лад несусветную еpунду:
Шишкин, Пышкин, Замухрышкин!
Бороздин, Гвоздин, Звездин!
Пел он, ломясь сквозь кусты, словно испуганный лось, и сердце его все больше охватывал страх, который он пытался отогнать неоднократным повторением своей немудрой песенки. Hо страх, насланный лешим, вскоре окончательно завладел искусствоведом, и он остановился вблизи лохматой елки, с ужасом озираясь вокруг. Хозяин, ростом выше елки, обнял ее мохнатыми pуками и высунул голову из-за нее, искусствовед вскрикнул да галопом и понесся в сторону, роняя грибы из корзины. Большие резиновые сапоги его, распарившиеся изнутри, затрюкали при этом, как селезенка бегущей лошади. Hо бежать, собственно, было некуда — мрачный, первозданный лес стоял вокруг, грозя маленькому человеку неминуемой погибелью. И тогда бородач, отбросив все условности, забыв о своей гордыне, о дипломе и своем высшем образовании, заплакал, как ребенок, и принялся ходить взад-вперед, ломая pуки и жалобно вскрикивая: «Люди! О, люди! Где вы, люди!» Корзина с бессмысленными уже грибами моталась под согнутым локтем, зубами он яростно кусал свои кулаки, которыми время от времени вытирал слепнущие от слез глаза. И в таком виде — полностью деморализованного, со слезами и соплями последнего отчаяния на бороде, с искусанными кулаками, увидел я его, когда, сжалившись над искусствоведом, вышел к нему, пойдя наперекор лешему. Тот хохотал, повалившись животом на болото, и грозил мне кулаком, размером с вывороченный пень. Я укоризненно покачал головою, мол, увлекся ты, батюшка, не стыдно ли, чего наделал с человеком?
