Стоп! Айзек что-то бормочет:
— …Извините, если я осложнил…
— Да, осложнили, — сказала Петра. — И ладно. Вы правильно сделали.
Он замолчал. Петра легонько взяла его за предплечье.
— Послушайте, благодаря вам я слегка развеселилась. Он выдавил улыбку.
— Дело в том, — продолжила она, — что сегодня я вовсе не планировала влезать в полдюжины нераскрытых дел, которые, возможно, так и не будут доведены до концам Но вы правы: на них следует обратить внимание, уж слишком много в них общего.
Когда она это решила?
Когда увидела, что все жертвы погибли от однотипных ранений?
Или, может быть, раньше. Вероятно, почувствовала сразу, только сама себе в этом не признавалась.
— Если я брошу это, то окажусь не лучше Баллу и Мартинеса. Поэтому я их беру. Хорошо?
Он что-то пробормотал.
— Прошу прощения?
— Надеюсь, что вы справитесь.
— Справлюсь, — сказала она. — Так или иначе.
Вы только ее послушайте. Маленькая мисс Карма. — Десерт будете?
И, не дожидаясь ответа, Петра подала знак рыжеволосой официантке.
Айзек понял, что сделал ошибку.
Он сказал Петре, чтобы она высадила его на перекрестке Пико и Юнион. Возле автобусной остановки, где он выходил обычно, за четыре квартала от дома. Ему не хотелось, чтобы она видела магазины, торгующие дешевым спиртным, и деревянные дряхлые строения, превращенные в дома дневного пребывания. Четырехэтажные оштукатуренные развалюхи, такие же, как и его дом, сплошь покрытые граффити.
Его мать содержала квартиру в безупречной чистоте. Его дом был не хуже соседних. То есть такой же плохой. Иногда бездомные входили в вестибюль и справляли там нужду. Когда Айзек поднимался по скрипучим ступеням на свой третий этаж, то старался не притрагиваться к перилам, выкрашенным коричневой краской. Красили их так часто, что они казались желатиновыми. Иногда они и в самом деле были липкими как желе: к ним приклеивали жевательную резинку. И кое-что похуже.
В последний год учебы в колледже, когда голова его была забита биологией и органической химией, он стал, входя в дом, надевать резиновые перчатки. А перед дверью своей квартиры поспешно снимал их и прятал.
Шум, запахи. Он старался от всего этого отключиться.
Сегодня утром, отправляясь в университет, он отметил, что фасад дома кажется более неприглядным, чем всегда.
Вечерами он мог забыть об этом, его воображение устремлялось к величественным деревьям и прекрасным кирпичным университетским стенам, к старинным фолиантам библиотеки Доэни.
