Тем временем, матрос, которому пробили голову, пришел в себя и попытался отползти в сторону, но один из невольников кошкой прыгнул на него, схватил на руки и, прежде чем кто-либо попытался ему помешать, выбросил беднягу за борт, где акулы терпеливо несли свою вахту, как и накануне.
Кнут в трюме больше не щелкал, но мгновением спустя матрос, которого капитан отправил за невольниками, вылез на палубу. Руки у него были пустые, а вид прерастерянный.
- Задрайте все люки! - выкрикнул он. - Несколько негров освободились. Они отобрали у меня кнут!
Схватив недотепу за ворот, капитан встряхнул его и заорал:
- Освободились, говоришь? Я вам покажу - освободились! - Он отбросил провинившегося матроса в сторону и приказал: - Задраить люки! Десять человек - к котлам! Принесите сюда кипяток! - Затем, повернувшись к Жаку, сказал: - Прошу вас, господин губернатор, отойдите на корму. Мои люди сейчас расправятся с бунтовщиками, которых вы видите на палубе. Как бы вас не ранило.
Жак не стал спорить и перешел на корму. Уже оттуда он наблюдал, как команда "Лузансея" сражается со взбунтовавшимися рабами. Ухватив еще скованных невольников за концы цепей, матросы пытались тянуть их к трюму, но негры цеплялись за все, что попадало под руку. Вскоре с камбуза подоспели моряки, посланные капитаном за кипятком; они осторожно тащили котелки, из которых валил пар. Впрочем, капитан не спешил отдавать приказ, опасаясь, что столь жестокая мера приведет к порче его драгоценного товара. Он метался туда-сюда, от группы к группе, заламывая руки от мучительной нерешительности.
Когда капитан в очередной раз пробегал мимо, дю Парке ухватил его за руку.
- Отправьте посланца в форт, - сказал он. - Пусть пришлют сюда солдат. Бунт нужно подавить сразу же. Если рабы на острове прослышат о нем, нам не сдобровать! Бунт сродни эпидемии; - Вспыхнув, он распространяется, как пламя по пороховой дорожке.
- Два человека - срочно на берег! - заорал капитан. - Вызовите солдат.
Подбежал матрос с глазами, почти вылезшими из орбит от страха. Запинаясь, он пролепетал, что в трюме уже почти все пленники вылезли из оков. На люки так жмут, что они вот-вот не выдержат и проломятся. Тут капитан быстро сообразил, что вырвавшуюся на палубу разьяренную толпу ничто уже не остановит. И тем не менее, он еще колебался. Потеря груза, конечно, большой удар, но он не мог идти ни в какое сравнение с катастрофой, которой грозило обернуться восстание. Оно неминуемо привело бы как к гибели пленников, так и к истреблению команды. Да и судно было обречено.
