— Да хотя бы от вас, s'il vous plâit![6]
— Вы хотите, чтобы я дал вам денег? — спросил граф.
— Отчего же нет?.. Ежели я буду, например, вам полезен?.. Вы не смотрите на меня выпуклыми глазами! Я говорю серьезно, в рассуждении принчипессы.
— Как вы сказали?
— Принчипессы… это я так называю известную вам волоокую Марию, в просторечии Маню.
Савищев не без некоторого удовольствия затянулся дымом сигары, Орест же, не выдержав, воскликнул:
— Позвольте и мне сигару, мой очень дорогой граф, как говорила покойная Мария Антуанетта! — и он жалобным взглядом голодной собаки посмотрел на Савищева, как тому показалось.
— Хорошо, я дам вам сигару! — согласился Савищев. — Но только я хочу, чтобы вы были со мной любезны.
Он вынул портсигар, достал оттуда сигару и протянул ее Оресту; тот вскочил, сделал глиссаду и раскланялся.
— Я ваш человек! Вы очаровательны, граф!.. Я буду с вами любезен… Прежде всего вам, вероятно, желательно узнать, каковы фонды на здешней бирже недавно поселившегося здесь джентльмена?
«А он вовсе не глуп!» — подумал Савищев и сказал вслух:
— Почему вы так думаете?
— У меня в этих делах — мертвая хватка!.. Карамболь без промаха!.. Хоть с завязанными глазами… Конечно, за свою сметливость я одной сигарой удовлетвориться не могу! Знаете, граф, если беленькую, я — ваш человек!
«Беленькими» тогда назывались двадцатипятирублевые бумажки.
Савищев вынул, подумав, бумажник, развернул его и вытащил двадцать пять рублей. Он посмотрел на Ореста: тот ленивым, как будто вовсе равнодушным взглядом следил за ним.
— Ну вот вам деньги!
Орест мотнул головой и воскликнул:
— Не возьму!
— Да ведь вы сами только что хотели!
— А теперь не возьму!
— Как же так?
— Не возьму двадцати пяти… Теперь пожалуйте еще пять за промедленье и раздумыванье; всего, значит, тридцать!
«Нет, он положительно меня занимает!» — мысленно усмехнулся Савищев и дал Оресту тридцать рублей.
Он всегда был убежден, что с деньгами все можно сделать!..
Получив тридцать рублей, Орест рассказал Савищеву, что их жилец Николаев, несомненно, влюблен в Маню-Марию, с которой проводит все вечера.
— Ну а какое отношение имеет она, — с любопытством спросил граф, — к некоему Андрею Львовичу Сулиме?
Орест задумался, силясь обстоятельно вспомнить, но ничего припомнить не мог.
— К какому Сулиме? — спросил он.
— Не знаю. Но только она сегодня, вот сейчас, была у него. Я своими глазами видел, как она села в ожидавшую ее карету и поехала в ней в дом на Фонтанке, недалеко от Невского, принадлежащий, как я узнал, Андрею Львовичу Сулиме, который живет в нем один-одинешенек.
