В числе этих пренебрегающих на первом месте стояла Маня.
За обедом Саша Николаич был серьезен и разговаривал только с Беспаловым, отвечая сквозь зубы на его вопросы. Маню он игнорировал.
Ему хотелось, чтобы Маня это заметила и почувствовала, и хоть чем-то дала знать, что интересуется причиной, по которой он сидит у себя.
Но интерес выказал только Орест, который, напрасно прождав выхода Саши, несколько раз показывался в передней возле его двери, сначала так, будто по своему делу, а потом заглянул в комнату к Саше Николаичу и, сделав жалкую гримасу, кисло осведомился:
— А как насчет таксы сегодня?
Саша Николаич сердито посмотрел на него, и, прежде чем он успел ответить, Орест исчез, поняв, что он сунулся не вовремя.
Орест уже успел привыкнуть к ежедневным получениям полтинника и сегодня почувствовал тоску его лишения.
Он находил это несправедливым, потому что, в сущности, ничем не провинился и желал восстановить справедливость, если не целым полтинником, то хотя бы частью его.
И за этой частью он отправился к Мане.
— Принчипесса! — подступил он к ней. — Не будете ли вы благосклонны выслушать мою нижайшую просьбу?
Маня продолжала шить, не обращая на него внимания.
— Не желаете разговаривать?.. Полагаете меня подонками общества?.. Но, принчипесса, в Писании сказано: «Блажен, кто и скоты милует».
Маня не удержалась и фыркнула.
— Что тебе надо? — спросила она.
— Двугривенный или хотя бы четвертак.
— Отстань, у меня нет!
— Принчипесса! Ложь не совместима с вашим достоинством, «Ищите и найдете!» Впрочем, я согласен и на гривенник!
Маня не тронулась с места.
— Принчипесса, вы поймите мои содроганья: я сегодня чувствую удар в руке, то есть такой удар, что желтого в среднюю без промаха — и вдруг из-за какого-то гривенника… должен пропасть на сегодня мой талант!
Кончилось тем, что Маня дала Оресту гривенник, и он отправился в трактир.
Всю эту сцену Саша Николаич слышал из своей комнаты, но и по уходе Ореста не показался в столовой.
На другой день Саша Николаич продолжал дуться до самого обеда, но тут ему стало скучно.
За обедом случилось так, что Маня передала ему огурцы, а он взглянул на нее и поблагодарил.
Этого было достаточно, чтобы лед растаял и Саша Николаич, чувствовавший себя ободренным надеждой на возможное получение наследства, снова оказался в хорошем настроении.
За столом тотчас же завязался оживленный разговор, в котором даже Виталий принял участие, вставив к слову совершенно серьезное замечание, что уж у его подъезда должен стоять не обер-полицмейстер, а сам главнокомандующий.
