— Наконец-то! — сдавленным звуком крикнула Ашимова и подбежала к нему.
Они обнялись. Он поцеловал ее в глаза и в волосы… Она совсем замерла от этих ласк и несколько секунд ничего не могла выговорить.
— Заждалась, милая? — спросил он вполголоса, придерживая ее за талию посредине комнаты. — Прости! Меня задержали на Невском. Знаешь русскую манеру начинать на тротуаре бесконечный разговор.
Голос его вздрагивал в груди. Тембр был баритонный.
— Ну, сядь, сядь здесь, — пригласила она его на диванчик, стоявший около этажерки, против рояля.
И ей вдруг стало светло и бодро на душе. В тоне его слов, в блеске глаз, во всей посадке не зачуяла она ничего неприятного.
Рука ее осталась в его руке. Она опустила голову на его мягкое, округленное, по-женски, плечо и, порывисто вдыхая в себя воздух, выговорила:
— С чем вернулся?
В натуре ее лежало: идти прямо туда, где опасно, малодушно не откладывать ничего, что имеет решительное значение. Вот почему она любила экзамены, конкурсы, всякие состязания, вот почему считала она себя рожденной для сцены, где все надо брать с бою.
Задавая так поспешно этот вопрос, она как бы хотела отделаться совсем от мысли, что она "барышня с поддержкой". Он объявит, что все улажено, и через месяц или через полгода — ведь это все равно — она его жена и будет считаться его невестой, с нынешнего дня, перед всем светом.
— С чем вернулся?
Он повторил эти слова замедленно и тотчас же поцеловал ее, как бы желая наперед утешить.
— Нейдет на развод?
Ее голос раздался глухо. Она подняла голову и смело взглянула ему в глаза.
В лих она прочла что-то двойственное; но рот его с извилистыми, еще молодыми губами, улыбался.
— Нейдет, — выговорил он и поднял плечи. Рука ее, лежавшая в его руке, выпала. Она вскочила и заходила по комнате.
— Но ведь это подло, наконец! — крикнула она, с пылающими щеками. — Что же нужно для того, чтобы она смиловалась?.. Ведь мы не рабы ее бездушного эгоизма и самодурства? Этому имени нет! Имени нет!
С рояля она схватила сверток нот и начала бить им по ладони левой руки, все еще продолжая большими шагами ходить взад и вперед перед диваном.
Он сидел.
— Милая, не волнуйся!
— Я знаю! Ты так благороден, что будешь и ее защищать. Но это так жестоко, так…
Она искала слова, чтобы не разразиться бранью: он не любил ничего вульгарного, и это ее удержало.
Так же порывисто присела она к нему на диван и опять взяла за руку.
— Ну, скажи… Значит, и адвокат не подействовал?.. Он был там?
