— Клещей тут небось полно, — проворчал Сема, ныряя, согнувшись в три погибели, под сеть нижних совершенно иссохших еловых лап.
Тихо идти не получалось. Треск ломаемых сухих сучьев беспрестанно сопровождал их продвижение в глубь леса. Но постепенно идти стало легче, свободнее. Лес начал редеть. Появились прогалины, лишенные деревьев, покрытые мхом и кое-где черничником. Костя рвал и ел ягоды. Черника была сочной и вкусной.
Идти стало легче, но и тяжелее, потому что стало трудно дышать. Лес наполнился испарениями, стал влажным. Кое-где, особенно на прогалинах, он был затянут, словно дымком от далекого лесного пожара, серым туманом. И чем дальше они забирались в Чертов угол, тем гуще становился туман. И все же он не был таким, как над Шойной в ранние утренние часы. Видимо, сказывалось то, что время уже перевалило за полдень.
Неожиданно по правую руку открылось болото. Здесь на нем уже не было осоки. Почти все оно было покрыто зеленеющим мхом и ряской. Кое-где выступали кочки и торчали редкие мертвые деревья, лишенные сучьев, многие сломанные и покосившиеся. Над болотом туман сгущался и в полутора десятках шагов от края становился непроглядным. Болото уходило в туман.
— Кху, кху, — вдруг отчетливо донеслось откуда-то глухое покашливание, то ли из тумана, то ли еще откуда.
— Слышал? — озираясь, прошептал Сема, и Костя заметил, что Семен положил руку на рукоятку большого охотничьего ножа, висевшего в ножнах у него на поясе.
— Слышал? — повторил Сема.
— Слышал, — ответил Костя.
— Смотри в оба, чуть что — падай на землю. А потом ползи в лес, в чащу.
«Как на войне», — подумал Костя, и почему-то ему совсем не нравилось это приключение, хотя в своих мечтах он сотни раз представлял себя воюющим и совершающим всевозможные подвиги. Теперь же ему было неуютно и страшно, и жалко себя.
«Кху, кху» больше не повторилось. Но обострившееся чувство подстерегающей опасности уже не хотело отпускать Костину душу. Каждый куст теперь таил в себе засаду, за каждым толстым стволом кто-то прятался, но страшнее всего был туман над болотом. Он дышал страхом.
Семен тихо крался вдоль края трясины, и не было в лесу других звуков, как тихий похрустывающий шелест его собственных и Костиных шагов.
Внезапно Сема остановился. Он присел и что-то стал разглядывать на земле. Костя подошел ближе и попытался заглянуть сверху через Семино плечо, что он там нашел.
Тот сам прояснил свое поведение.
— Кострище, — сказал он, обернувшись через плечо к Косте.
