Величие и проклятие Петербурга | страница 45



Глава 5

МИФ ПЛОХОЙ ПОЧВЫ И СКВЕРНОГО КЛИМАТА

Шаг в сторону — болотина, в другую — трясина. И все заросло такой древесной дрянью, что ни в стройку ее, ни в гать, ни в костер — каши не сваришь. Н.И. Дубов

Еще один классический миф — про плохой, вред­ный для человека климат Петербурга. Вообще-то доста­точно посмотреть на огромные дубы и липы в этом горо­де, чтобы удостовериться в обратном. Да и современный опыт огородничества на территории Петербурга вовсе не убеждает в плохом климате и бедности почв.

Да и с чего может быть бедной, малоурожайной поч­ва в пойме реки? Там, где река каждый год приносит и откладывает ил, и сама поливает землю во время разли­ва? Если бы это было так, пришлось бы признать — Нева совершенно уникальна! Это единственная река, в пойме которой земля хуже, чем на окружающих высотах.

Острова, составляемые протоками Невы при ее устье, новгородцы называли «Фомени» — от финского слова tamminem — то есть «дубовый». Видимо, дубов было мало на бедных почвах Карельского перешейка, и на финнов производили большое впечатление огромные дубы, росшие на богатых и хорошо увлажненных поч­вах островов и поймы Невы.

В книгах 1587 года упомянуты 35 обж, то есть при­мерно 525 десятин пахотной земли «на Фоменях».

В более поздние времена пойменные участки доли­ны Невы входили в погост Спасский и составляли округ города Орешка.

Военные поселения и крепости — их можно было возводить где угодно. Но уж крестьяне никогда не се­лились там, где трудно кормиться сельским хозяйством. На территории же Петербурга находились русские деревни: Сабирино, Одиново, Кухарево, Максимово Волково, Купчино. В районе Смольного располагалось большое село Спасское. В устье Фонтанки — финская деревня Каллила, превращенная потом в русскую Калинкино. На месте Адмиралтейства была шведская деревня, а на месте будущего Инженерного замка — мыза майора Канау. При мызе был обширный ухоженный сад с множе­ством фруктовых деревьев. Именно этот сад Петр пре­вратил в Летний сад.

Уже этих фактов вполне достаточно, чтобы опро­вергнуть нелепый миф.

Позволю себе одно маленькое наблюдение из се­мейной истории. В Ботаническом саду Ленинграда в 1944 году, после снятия блокады, оставалось 1 (одно) дерево. Это я знаю совершенно точно потому, что мой дядя, Александр Александрович Федоров, как раз в этом году стал заведующим Ботаническим садом. Соот­ветствующие рассказы о том, как собирали руками, вы­таскивали из земли металл — осколки бомб и снарядов, как распахивали землю, привозили навоз и назем, я слышал тысячу раз.