Величие и проклятие Петербурга | страница 3



Встав на плечи гигантов, я разглядел то, что до сих пор сокрыто от большинства даже очень неглупых лю­дей. Я открыл истину? Конечно нет, истину знает лишь Господь Бог. Я смог только приблизиться к истине боль­ше, чем это удавалось до меня, и только. Многие сторо­ны жизни Петербурга для меня и сейчас — непроницае­мая тайна. И прошу помнить — я вижу дальше только потому, что смотрю с плеч гигантов.

Доктор философских наук, член Санкт-Петербургского Дома ученых

A.M. Буровский

Часть I

ФЕНОМЕН ПЕТЕРБУРГА

Ведется ввоз и вывоз

Уже не первый год.

Огромный город вырос

И все еще растет.

Вздымает конь копыта

Над невской мостовой,

Над сутолокой быта,

Над явью деловой.

И все творится чудо,

И нам хватает сил,

И конь еще покуда

Копыт не опустил.

                    B.C. Шефнер

Глава 1

СУЩЕСТВО ФЕНОМЕНА

Я далеко вижу, потому что стою на плечах у гигантов.

                  Н. Коперник

Один и тот же процесс

С момента основания города в нем снова и сно­ва повторяется одно и то же: Петербург изменяет вся­кого, кто прикоснулся к нему. Того, кто приехал и бы­стро уехал — того он изменяет незначительно. Приез­жающего регулярно изменит уже достаточно заметно. Тот, кто поселился в Петербурге, незаметно, но и неос­тановимо превращается в петербуржца. А петербурж­цы сильно отличаются от остальных русских. Корен­ные, потомственные петербуржцы составляют едва ли не субэтнос русского народа.

И процесс этот повторяется несколько раз, Петер­бург переделывает всех.

В середине — конце XVIII века складывается петербуржский слой высшей российской аристократии. Эти люди или родились в Петербурге, или прожили в городе долгое время... и они начинают довольно существенно отличаться от остального высшего дворянства всей Рос­сийской империи. Отличаться — и на уровне бытовых привычек (пили все же кофе, а не чай и не сбитень), и на уровне поведения.

В политике же — рождается тот уверенный в своих правах до некоторой нагловатости, решительно стремя­щийся к утверждению своего места в жизни типаж, ко­торый знаком России по более поздним временам. На­зывают этот человеческий тип по-разному — от «люди будущего» до «предатели», мы же предпочтем нечто ней­тральное: «русские европейцы».

Слой это очень тоненький, в 1780-е годы он не включает и нескольких десятков человек. Рождается пока только некое легкое фрондирование, кухонные разговоры о том, что монарх мог бы соблюдать собст­венные законы. Ну, еще появляются какие-то придвор­ные интриги, типа попыток Н.И. Панина убедить на­следника престола Великого князя Павла Петровича подписать проект Конституции и возвести на престол уже ограниченного Конституцией монарха.