смело их пишу, зная, что никакая земная причина не нарушит ее; истинно благодарен вам за утешительные строки, которые я от вас имел, и душевно жалею, что не удалось мне после приговора обнять вас и верных друзей моих, которых прошу вас обнять; называть их не нужно – вы их знаете; надеюсь, что расстояние 7 тысяч верст не разлучит сердец наших.
Я часто вспоминаю слова ваши, что не трудно жить, когда хорошо, а надобно быть довольным, когда плохо. Благодаря бога я во всех положениях довольно спокоен и очень здоров – что бог даст вперед при новом нашем образе жизни в Читинской, что до сих пор от нас под большим секретом, – и потому я заключаю, что должно быть одно из двух: или очень хорошо, или очень дурно.
Тяжело мне быть без известий о семье и о вас всех, – одно сердце может понять, чего ему это стоит; там я найду людей, с которыми я также душою связан, – буду искать рассеяния в физических занятиях, если в них будет какая-нибудь цель; кроме этого, буду читать сколько возможно в комнате, где живут, как говорят, тридцать человек.
Не знаю, как и где вас вообразить; при свидании с родными я узнал, что вы с Фрицом тогда были в Финляндии, и мне кажется, что вы теперь там поселились, но зачем – сам не знаю. Теперь же вся ваша семья пристроена, и Воля, который теперь большой Владимир, верно, уже государственный человек. Если эти строки дойдут до вас, то я надеюсь, что вы, если только возможно, напишете мне несколько слов. Если родные имеют право писать к нам, то и вам правительство не откажет прибавить несколько слов, – для меня это будет благодеяние.
Где и что с нашими добрыми товарищами? Я слышал только о Суворочке, что он воюет с персианами – не знаю, правда ли это, – да сохранит его бог и вас; доброй моей Марье Яковлевне целую ручку. От души вас обнимаю и желаю всевозможного счастия всему вашему семейству и добрым товарищам. Авось когда-нибудь узнаю что-нибудь о дорогих мне.
Ваш верныйІ. Рои…
Иркутск, [декабрь 1827 г.].
Шесть тысяч верст между нами, но я при всех малых ожиданиях на помощь правительства не теряю терпения и иногда даже питаю какие-то надежды. Нас везут к исполнению приговора; сверх того, как кажется, нам будет какая-то работа, соединенная с заключением в остроге, – следовательно, состояние гораздо худшее простых каторжных, которые, хотя и бывают под землей, но имеют случай пользоваться некоторыми обеспечениями за доброе поведение и сверх того помощью добрых людей устроить себе состояние довольно сносное. Между тем как нас правительство не хочет предать каждого своей судьбе и с некоторыми почестями пред другими несчастными (как их здесь довольно справедливо называют) кажется намерено сделать более несчастными.
