Двадцать лет под кроватью | страница 2
Я рассматривал разные тапочки и шлёпанцы и всё время думал, как это здорово я спрятался и сколько смеху будет, когда Костик меня тут найдёт. И я отогнул немножко кончик одеяла, которое свешивалось со всех сторон до земли и закрывало от меня всю комнату: я хотел глядеть на дверь, чтобы видеть, как Костик войдёт.
Но в это время в комнату вошёл никакой не Костик, а вошла Ефросинья Петровна, симпатичная старушка, но немножко похожая на бабу-ягу. Она вошла, вытирая руки о полотенце; волосы у неё были зачёсаны наверх, сверху был такой волосяной рог или шиш — не знаю, как называется такая причёска. В общем, очень некрасиво.
Вот она вошла в комнату и повесила полотенце на крючок. Я всё время потихоньку наблюдал за нею из-под кровати, потому что я думал, как она обрадуется, когда увидит, что Костик тащит меня из-под кровати. А я ещё для смеху возьму какую-нибудь её туфлю в зубы — она тогда наверняка скиснет со смеху.
И так мне было тепло и уютно лежать под кроватью и слушать, как ребята топают в коридоре. У меня было чудесное настроение! И я всё время поглядывал на Ефросинью Петровну.
А она тем временем очень спокойно подошла к двери и ни с того ни с сего плотно захлопнула дверь. А потом — глянц-глянц! — повернула ключик, и готово! Заперлась. Ото всех заперлась! Вместе со мной и корытом. Заперлась на два оборота. В комнате сразу стало как-то тихо и зловеще! Но тут я подумал, что это она заперлась ненадолго, а на минутку и сейчас отопрёт дверь, и всё пойдёт как по маслу. Поэтому я хотя и оробел, но не до конца и всё продолжал посматривать на Ефросинью Петровну: что же она будет делать дальше?
А она села на кровать, и надо мной запели и заскрежетали пружины, и я увидел её ноги, как она одну за другой скинула с себя туфли и осталась босиком и прямо в одних чулках подошла к двери, и у меня от радости заколотилось сердце. Я был уверен, что она сейчас отопрёт замок, а она — чик! — и погасила свет. Я услышал, как опять завыли пружины над моей головой, и кромешная тьма, и Ефросинья Петровна лежит в своей постели и не знает, что я тоже здесь, под кроватью, и я понял, что попал в скверную историю, что теперь я в заточении, в ловушке — хуже, чем в тюрьме! Дверь заперта, свет погашен, а я под кроватью!
Под кроватью надолго! Навеки! Навсегда! Сколько я буду так лежать? Счастье, если час или два! А если до утра? А как утром вылезать? А если я не приду домой целую ночь, папа и мама обязательно сообщат в милицию. А милиция придёт с собакой-ищейкой. По имени Мухтар. А если в нашей милиции никаких собак нету? И если милиция меня не найдёт? А если Ефросинья Петровна проспит до самого утра, а утром пойдёт в свой любимый сквер сидеть целый день и снова запрёт меня, уходя? Тогда как? Я. конечно, поем немножко из её буфета, и когда она придёт, придётся мне лезть под кровать, потому что я съел её продукты и она отдаст меня под суд! И чтобы избежать позора, я буду жить под кроватью целую вечность?
