Пуриньш встал, подошел к окну, посмотрел. На улице было полно снега, а он все валил и валил. Вот показались двое прохожих, прошли, их следы сразу же замело снегом.
«Куда же мне скрыться? Следов моих оставлено здесь предостаточно. В Германию? Но кому я там нужен — языком владею так себе, для салонной болтовни», — думал он с тоской.
Зазвонил телефон.
— Александр? — раздалось в трубке.
— Он самый. А, это ты, — ответил он, услышав голос Зарса. — Легок на помине. Ты откуда?
— Да вот, из дома приехал, нахожусь на уровне своей любимой забегаловки.
— В «Черной бомбе» сидишь, что ли?
— Звоню отсюда. Сидеть, не сижу.
— Давай иди ко мне, я о тебе как раз вспоминал.
— Вы один?
— Один, один. И захвати пива.
— Много?
— Не меньше пяти бутылок.
— Ладно, минут через двадцать буду.
За семь лет знакомства отношения с Зарсом приобрели характер дружеских. Они привязались друг к другу, как хозяин и его собака. Бывали между ними размолвки, и даже стычки, но до разрыва дело не доходило, не могло до него дойти, ибо воля бухгалтера была сломлена напрочь: свои, узнай они правду, вычеркнули бы его из памяти, и не исключено, по меркам Пуриньша, — из жизни, а вот примут ли его в свой клан чужие — это большой вопрос. Так и оставался Зарс неприкаянным, делавшим все, чтобы услужить своим хозяевам. Другого варианта попросту не оставалось. Пуриньш вспомнил, как произошло у них первое недоразумение. Он выдавал вначале бухгалтеру по тридцать лат в месяц. По шесть серебряных пятилатовых монет. Тот принимал, благодарил, но на третьей выдаче взбунтовался, сказал, что выдавайте мне или больше тридцати, или двадцать пять лат, черт с вами. Но не эту круглую сумму, не делайте из меня иуду с тридцатью сребрениками. Пришлось платить по сорок, какая разница, все равно тридцать туда входили. Мать Зарса контора Пуриньша не трогала, это было невыгодным делом, мало ли что, может быть, она еще пригодится, хлопнет в качестве капкана. Правда, ее дом никто уже не посещал, но все в пределах нормы — раз на линии обрыв, то таковую вычеркивали. Ведь мог кто-то из завалившихся проговориться об этой явке? Мог, поэтому дом оставили в покое. В этом случае интересы Коминтерна и политохранки совпали.
В дверь позвонили. Открыв ее, Пуриньш увидел Зарса, запорошенного снегом, изо всех карманов пальто которого торчали горлышки бутылок.
— Ты как Санта-Клаус, — приветствовал гостя Александр, — только вот мешка для подарков у тебя нет, по карманам все рассовано. Нехорошо. Некрасиво.
